Тем временем к костру начали подходить наши одноклассники. Во взмокших от пота футболках, уставшие и голодные, они обступали нас кольцом, жадно нюхая воздух. Дело грозило принять неприятный оборот.
Морковка первая оценила ситуацию и, продолжая приветливо улыбаться, незаметно отступала к кустам.
– Дура! – первым закричал Егоров. – Вредительница! – Его кулак угрожал Морковке.
– Тикаем быстро! – Морковка крепко схватила меня за руку.
…Отдышавшись, мы сели на траву. Морковка громко ревела, хлюпая носом и размазывая слёзы по щекам.
– Сам он дурак! – рыдала Морковка. – Пускай ему Гаврюшова варит. Я сама видела, как он её с вечера провожал…
– Ладно уж, – сказала я. – Не реви. Чего ревёшь-то? Не тебя же провожал…
– Меня?! – Морковка яростно потрясла кулаками. – Да я бы!..
– Пошли лучше, – сказала я. – Мы к ним не вернёмся. Рабы желудка.
И мы с Морковкой медленно побрели по тропе. День был чудесный. Солнце светило ярко. Птицы как ни в чём не бывало щебетали на деревьях, и, странное дело, наше настроение стало заметно улучшаться. А когда мы умылись и вдоволь напились холодной и чуть солоноватой воды из родника, набрали по букету свежих и пахучих ландышей, наши беды и несчастья вовсе съёжились.
Мы повеселели и стали петь песни. Запевала их Морковка глубоким, грудным сопрано; в ней явно говорила малороссийская кровь её певуний-бабушек, а я подпевала.
Звучало это совсем неплохо. Птицы, не выдерживая соперничества, замолкали при нашем появлении.
Тропа, изогнувшись, вывела нас на песчаный карьер. Мы вскарабкались на его вершину и стали обозревать окрестности.
– Ух ты, красота-то какая… – выдохнула Морковка.
– Красота…
Мы стояли и смотрели, как воспалённо-красный лик солнца катится к краю неба, блестит нежным зеркалом гладкая поверхность озера, как вызывающе стройны корабельные сосны невдалеке и как величественно выглядят на их фоне старые гранитные валуны в неровных родинках лишайника.
Мы стояли на вершине песчаного холма, и целый мир простирался перед нами. И в этом мире можно было совершить всё. Добиться исполнения всех желаний, выбрать самого достойного любимого, лучшую из всех профессий, вырастить красивых и талантливых детей, надеть самые модные платья… Этот мир был длиною в нашу ещё не прожитую жизнь.
Мир, простирающийся перед нами, был полон надежд.
Мы молчали и впитывали в себя этот тихий белый июньский вечер.
– Айда вниз! – крикнула Морковка и первая понеслась по обрыву, хохоча и падая, катясь кубарем по мягким песчаным бокам карьера. Мы бежали вниз, крича, смеясь и падая с головокружительной высоты.
– Э-ге-гей! – кричала я, запрокинув голову так, что надо мной повисал весь голубой свод неба.
– Э-ге-ге-гей!!! – отвечало мне эхо, многократно усиленное и разноголосое.
– Мир прекрасен! – продолжала я.
– Мы будем счастливы!!! – вторила Морковка.
– Мир пре-кра-сен! – поддакивало эхо. – Вы будете сча-стли-вы-ы-ы!..
Затем мы, обнявшись, шли по шоссе, и молодые шофёры подмигивали нам со своих высоких сидений, предлагая подвезти. Мы улыбались, отрицательно качали головами и шли дальше.
С краю дороги показалось большое деревянное здание. Мы подошли поближе и сглотнули слюну – здание умопомрачительно пахло молоком. Рядом с нами притормозил грузовик с цистерной, из его кабины выскочил высокий и крепкий мужчина с чёрными усами. Он постучал в окно.
– Мария, открывай!
Из окошка выглянуло румяное лицо женщины:
