Святой князь Дмитрий Донской - страница 7

Отдельным кружком стояли купцы. В добротных кафтанах, с ножами у поясов, они чинно кланялись князю.

Миновала неделя, прежде чем хан Науруз принял московское посольство. Это расценивалось как милость (а Мамай позднее примет Дмитрия в день приезда). Обычно хан выдерживал послов месяц, а то и долее.

Грозный владыка, сидевший на ковровом возвышении у задней стенки шатра, оказался маленьким черноусым человечком с жидкой козлиной бородёнкой.

Дмитрий заметил, что, как только они вошли во дворец, с его спутниками случилась странная перемена, у них округлились спины, точно все они вдруг стали сутулыми, они заговорили какими-то ненатуральными голосами, голоса зазвучали глаже, и в них появилась угодливая сладость. Но его потрясло до глубины души, что едва они переступили порог шатра, где, скрестив ноги, восседал хан, его степенные бояре, которых после отца и матери он любил своим горячим мальчишеским сердцем сильнее прочих людей, вдруг все, даже самые старые и почтенные, которых он видел на коленях только в церкви, вдруг бухнулись на колени. Мало того, так, на коленях, они поковыляли через весь шатёр к хану. Что было делать ему? Вместе со всеми и он вынужден был проделать то же самое.

Затем хан позволил всем стать. Начался приём даров. Бояре передавали тысяцкому Василию Вельяминову, а он вручал хану слитки серебра, связки соболиных и беличьих шкурок, моржовые клыки, добытые у Студёного моря, одежды, шитые золотом и жемчугом (подарок жене хана и его дочерям), богато отделанное оружие. На улице перед шатрами стояли поезда из телег с зерном, сушёной и солёной рыбой, грибами, ягодами, бочонками мёда, пива, медовухи, это не заносили в шатёр, а только передали список. Подарки принимал не сам хан, а стоявший возле него татарин. Хан только кивал с таким скучающим видом, будто всё поднесённое было сущей безделицей, не заслуживающей большого внимания. А сколько было разговоров, даже споров в Москве об этих подарках: понравится это хану или нет, соизволит ли он принять их или с презрением бросит в лицо послам и, затопав ногами, прикажет вышвырнуть их из шатра?

Ещё не овладев наукой не выдавать своих чувств, Дмитрий готов был выкрикнуть хану слова упрёка, негодования, но, предупреждённый в Москве, что говорить нельзя, пока хан сам не спросит, молчал.

Дмитрий не мог прочесть следующих строк иностранного путешественника Карпини: «Они посылают также за государями земель, чтобы те явились к ним без промедления, а когда они придут, то не получают никакого должного почёта, а считаются наряду с другими презренными личностями». (Чивилихин, 644.)

Если бы Дмитрий прочёл эти строки, ему бы стало понятно поведение хана.

Но и это было ещё не всё. Ежедневно в шатёр великого князя являлись справиться о его здоровье ханши, и каждую нужно было одарить, чтобы не ушла с пустыми руками. Дмитрий понимал, что это вымогательство подарков, но поделать ничего было нельзя, таков был обычай. А не дашь, не избежать ханского гнева.

Проездились, истратились, претерпели унижения, насмешки, а поездка оказалась бесплодной. Несмотря на обилие даров, несмотря на умные речи бояр, хан дал ярлык на великое Владимирское княжение князю Андрею Суздальскому. Не приглянулся ему великий князь московский. «Слишком юн», – сказал хан. Да и суздальские дары оказались, должно быть, весомее московских.

Поездка оказалась бесплодной, но небесполезной. Чрезвычайно много дала она молодому великому князю. До неё его кругозор был ограничен Москвой, её окрестностями. Теперь он увидел просторы русской равнины, увидел другие города, населённые иными народами. И главное, увидел воочию, лицом к лицу врага, того, кто угнетает его родную землю, кто творит грабежи и убийства, уводит в рабство русских людей.