Святой князь Дмитрий Донской - страница 8

Когда в душе Дмитрия зародилась мысль о том, что так дальше жить нельзя? Пора, пора подняться и прогнать захватчиков с русской земли. Быть может, впервые это семечко посеялось в раннем детстве, когда перед ним только-только раскрывался во всей своей красе мир Божий? Когда вместе с материнской и отцовской лаской, со сказками нянек, с рассветом над родным городом в душу вдруг вошло чужое колючее слово «татары». Все произносили это слово с опаской, чувствовалось в этом слове что-то нехорошее, тайное, злое. Сказал ли ему об этом слове святитель Алексий, которого он за длинную седую бороду, за строгий голос, но добрые глаза в малолетстве звал дедушкой. Родного дедушку Дмитрий не видел, он умер за десять лет до его рождения. Или, быть может, кормиличич поведал ему о разграблении Рязани и Киева, о тысячах убитых русских воинов, о тысячах уведённых в плен, о жестоких врагах, не знающих милости ни к старым, ни к малым. Или всего сильней поразила его перемена с его спутниками, когда они предстали перед ханом. Или когда он увидел в Сарае своих земляков, соотчичей, которых ему было нестерпимо жаль, но которым он бессилен был чем-либо помочь…

Многие важнейшие решения принимаются в детстве. Потом мы о них забываем, но они живут в душе и действуют, как скрытая сила.

Вернувшись в Москву, стали готовиться к поездке на следующий год.

В этой настойчивости, стремлении получить ярлык было много причин. Проще всего объяснить стремление получить ярлык патриотическими государственными помыслами окружения князя Дмитрия. Однако всё было проще. Для бояр это было обычное стремление не отдавать того, что уже было у них и что они считали своим по праву. Ведь у какого князя ярлык на великое княжение, у того и больше власти. И больше богатства. Не нужно идеализировать предков, ими могли двигать вполне обычные человеческие мотивы. Времена меняются, но притягательность власти и мест возле носителя власти остаётся прежней. Мысль о собирании земель вокруг Московского княжества как средства окрепнуть силой и освободиться от иноземного ига ещё не вполне отпечаталась в сознании многих современников князя. Это показали позднее события 1382 года, когда не то что у бояр, у князей, с кем он бился на Куликовом поле, Дмитрий Иванович не нашёл понимания. Единственный, кто действовал сознательно в общегосударственном смысле и мог предвидеть будущее, был митрополит Алексий.

Церковь была и остаётся до сего дня единственным общественным институтом, который при любых потрясениях, при любых поворотах судьбы всегда однозначно стоит на страже русского государства и народа. Это единственный государственный институт, который не ищет корысти именно для себя и, хотя обладает значительным имущественным потенциалом (за что Церковь не раз была осуждена и оклеветана), богатеет не для себя, а для государства [4]. Царство её, как тела Господня, не от мира сего, но поскольку живёт она в миру, то миром и питается и живёт. Могут быть у Церкви несогласия, противоречия с мирской властью, но она единственная или громогласная (во времена патриарха Гермогена), или молчащая (в советские времена) заступница за народ.

Поэтому боярами могли двигать свои мотивы, святителем Алексием свои, но так или иначе, а весной следующего 1361 года, повзрослевший на год князь Дмитрий снова ехал верхом до Оки, затем плыл по Волге и прибыл в Сарай.