Сыновья Борея - страница 22



К тому же не надо забывать, что на огромной Восточно-Европейской территории жили скифы, которые которые тоже были славянами и они, со временем, органично вплелись, или лучше сказать, растворились среди пришлых славянских племён, передав им культуру земледелия. Так что к VIII – му веку чистых славян вообще не осталось, родился новый этнос, – русские.

Город Славянск, который основал князь Буривой в VI – м веке на западном берегу Волхова, был сожжён росами, и хотя нападение их было отбито, славяне, чтобы обезопасить себя, построили новый город на восточном берегу реки и назвали его Новгородом. Торговые связи с Западом и Востоком обогатили город, подняли его значение на определённую высоту и вскоре это стал уже Великий Новгород.

К IX – му веку город разросся, и мостами соединился с рыбачьими посёлками на западном берегу Волхова. Росы к тому времени исчезли, как самостоятельное племя, растворившись среди ильменских славян, кривичей и радимичей, что жили южнее озера Ильмень. К этому времени Великий Новгород был уже довольно крупным торговым и административным центром Северо-Западной Руси с населением более ста тысяч человек, и люди уже с гордостью называли его не иначе, как Господин Великий Новгород….

*****

Новгородский боярин Степан Печка справлял совершеннолетие своего единственного сына Фёдора. Ещё до восхода солнышка тёща Степана, бабка Дора, хоть и христианка, но по-древнему обычаю терем подмела обязательно новым веником, а веник этот, на котором скопилась всякая нечисть, кинула в объятый пламенем зев печи на кухне, приговаривая:

– Уж ты, Огнюшко, сын Сварожича, избянну нечисть прибери, дабы внучка мово, Феденьку, от лиха мирскова разнова упасти в день возмужания ево!

После того, как веник, стреляя мелкими угольками, сгорел, бабка, мелко крестясь, по-язычески ублажая сына Сварога, бросила в огонь баранье рёбрышко, извиняюще пробормотав:

– Господи! Прости мою душу грешную, да ведь боюсь обычаи дедовы нарушить! Ведь не ведаю, хто тамо за порогом-то стоит, а ну, да изурочит внучка-то мово! Уж замолю в храме Божьем грех-от энтот, языческой…

Ублажив древних богов, и, замаливая грех язычества у Христа и святых угодников, бабка принялась уставлять большой стол в светлице свежеиспечёнными пирогами. Ей прибежали помогать три младших внучки погодки.

Когда с заутрени домой пришёл хозяин с гостями, стол уже был накрыт. Возле одного из ягодных пирогов лежали ножницы. На этом старинном обряде обрезания волос с головы юноши и введения его в ранг воина русским женщинам присутствовать не полагалось.

Гости, что пришли с хозяином, Степаном Печкой, были людьми в Новгороде именитыми, родовитыми: Трифон Конопатый, конезаводчик; Хома Сукота, хозяин обширных льняных полей и льноткацких мастерских, да Антоний Воробей, владелец обширных ржаных полей, восточнее города. Бояре эти были из когорты «золотых поясов», за «вольности» новгородские, а лучше сказать за свои личные права, хотя и по-разному, стояли горой.

Бояре в светлицу вошли, образу Богоматери, что на полочке в красном углу, трижды с усердием перекрестившись, поклонились. Степенно рассаживаясь за большим столом на широкие лавки, хозяина добродушно нахваливали:

– Забогател ты, Степан! За икону-то, небось, полсотни мешков овса отдал?

– Я не жалею о том, братья! – ответил хозяин. – А токмо овсы прошлым летом худо уродились, а ишо за Микиткиным болотом овсянно поле ведмеди вчистую обсосали, да измяли проклятые.