– Кабы догадывался, не спрашивал бы, – пожал плечами золотых дел мастер.
Во всем его облике, казалось, отразилась красота тонких, искусно сделанных вещей, от женских безделушек до церковной утвари, которые ценились не только в их городе, но и в иных краях. Он не был одет роскошно, но фибула[8] на корзно[9], гривна и перстни на гибких пальцах были полны той простой изысканности, что часто сопутствует Божьему дару.
– Я думаю, та диковинная корчма, о которой рассказывал Мастер, стоит как раз на пути к Ярилиной веси.
– Ох, Местята! Ты как меду набираешься, так всякую безлепицу несешь, – заметил Мастер.
– Ну, я бы так сразу ругаться не стал. И коли не все принимаете, то хоть половину, а коли не верите, то зачем спрашиваете?.. Я вот еще слышал, что тот городок, Третий Китеж, что Изяслав основал, тоже стоит на дороге к Бел-горюч камню и Ярилиной веси… А тебе-то самому про Ярилину весь кто говорил? – обратился Местята снова к золотых дел мастеру.
– Как и всем, разные люди. Да вот хоть однажды, помню, боярышня, зашедшая в мастерскую, про нее помянула. Увидела у меня одно изделие и спрашивает: «Что это за чудный камень у тебя? Уж не из Ярилиной ли веси? Такие только там бывают». А он и вправду попал ко мне по случаю, а откуда – не знаю. Зашел под вечер человек в корзно, разбудил меня, я даже лица его не рассмотрел. «Не можешь ли ты, – говорит, – мастер, оценить эту безделицу? И можешь ли сделать такую же?» И протянул мне. Странная была вещица, а сам камень и того дивнее. «Дозволь спросить, откуда он у тебя?» – спрашиваю. «А не все ли тебе равно? – говорит. – Считай, что достал я его в Ярилиной веси». «Не могу я, – отвечаю, – взять его у тебя, коль не хочешь сказать, откуда он, а лишь сказки рассказываешь». «Ты что, – говорит незнакомец, – боишься, он краденый?» «Не хочу тебя обидеть, но бог его знает, все на свете бывает. Зря ты пришел ко мне. Да и не могу я его сейчас рассмотреть – темно». «Тогда я оставлю его до утра». Сказал и пошел прочь. А от двери крикнул: «Если не вернусь завтра, делай с ним что хочешь».
– А дальше что? – спросил корчмарь.
– Хоть и темно было, только одна свечка тогда у меня горела, но очень хотелось мне его разглядеть. Все на нем переплелось, узоры разные. Ну, очень уж плохо было видно. А тут вдруг входит эта боярышня. Заглядывают они ко мне по моему ремеслу часто, но на эту я про себя чертыхнулся. Вот, думаю, принесло не ко времени! И стала она всякие мои изделия смотреть, попросила и тот камень. И ну его вертеть! К двери поднесла, открыла ее, луна была яркая, а у девок глаза-то острые, видать, что-то и разглядела. «Хорош, – говорит, – прямо как из Ярилиной веси». И как она это сказала, запало мне что-то на ум, будто заноза, и что это, не пойму, и словом не скажешь. Да и странно, мне как-то в тот вечер томно было. Из двери раскрытой послышались соловьиные трели и еще что-то. И какая-то нить, поначалу неясная, появилась. Но, однако же, виду я не подал, от этих девок, думаю, одно наваждение. «Мне, – отвечаю ей, – какая разница, хоть из Ярилиной веси, хоть из Вырья, только бы все по-честному». Ушла она скоро. И ведь не пришло мне тогда в голову, отчего это они про Ярилину весь поминают. И лиц их не было видно, боярышня та тоже закутана была. А может, и не боярышня-то вовсе, кто ее знает, что за девица. Ночью я все о том думал, и потом мне сны какие-то чудные снились. А утром глядь – а камня того уже и нет. Но и человек тот тоже не пришел, хоть я и прождал его целый день.
