Татьяна и Александр - страница 67

И все же Александр был один, а Слонько – с тремя охранниками. Прямо в лицо Александру бил яркий свет, он чувствовал себя еле живым от слабости, недосыпания, психического истощения. У него болела рана на спине, ныло отягощенное волнениями сердце. Александр молчал, но усилия отнимали у него значительные ресурсы. Сколько ресурсов у него осталось? Когда его арестовали в 1936 году, он был полон сил и не ранен. Почему он тогда не встретил Слонько? Александр стиснул зубы и стал ждать.

– В данный момент вашу жену допрашивают…

– Кто-то, кроме вас? – поинтересовался Александр. – Удивительно, товарищ, что вы доверили такое ответственное задание кому-то другому. Должно быть, у вас работают опытные сотрудники.

– Майор, помните, что произошло три года назад, в тысяча девятьсот сороковом году?

– Да, я участвовал в войне с Финляндией. Я был ранен, награжден медалью «За отвагу» и получил звание младшего лейтенанта.

– Я говорю не об этом.

– А-а-а.

– В тысяча девятьсот сороковом году советское правительство издало закон для женщин, которые отказываются отрекаться от своих мужей, виновных в преступлениях, совершенных по статье пятьдесят восемь Уголовного кодекса. Нежелание отрекаться от супруга расценивалось как преступление и каралось десятью годами каторги. Вы что-нибудь об этом знаете?

– К счастью, немного, товарищ. В тысяча девятьсот сороковом я не был женат.

– Хочу быть откровенным с вами, майор Белов, поскольку я устал от этих игр. Ваша жена, доктор Сайерз и человек по имени Дмитрий Черненко пытались бежать…

– Постойте! – перебил его Александр. – Наверняка доктор Сайерз не бежал. Он ведь из Красного Креста. Им разрешается пересекать международные границы, разве нет?

– Да, – огрызнулся Слонько. – Но вашей жене и ее спутнику не разрешили. На границе произошел инцидент, в котором рядовой Черненко был застрелен.

– Он был вашим свидетелем? – с улыбкой спросил Александр. – Надеюсь, он был не единственным вашим свидетелем.

– Ваша жена и доктор Сайерз отправились в Хельсинки. – (Александр продолжал улыбаться.) – Но доктор был тяжело ранен. Знаете, откуда мы об этом знаем, майор? Мы позвонили в госпиталь в Хельсинки. Нам сообщили, что доктор умер два дня назад. – (Улыбка застыла на лице Александра.) – Нам также сообщил весьма надежный врач из Красного Креста, что Сайерз приехал с раненой медсестрой из Красного Креста. По описанию, это Татьяна Метанова. Небольшого роста, светловолосая, очевидно, беременная? На лице глубокий порез? Это она?

Александр не шевельнулся.

– Я так и думал. Мы попросили задержать Метанову до прибытия наших людей. Мы встретились с ней в госпитале Хельсинки и привезли сюда сегодня ранним утром. У вас есть вопросы?

– Да. – Александр хотел было встать, но остался сидеть; он напрягал мышцы лица, плечи, все свое тело, но толку было мало; у него дрожали ноги, но все же он произнес стальным голосом: – Что вам от меня нужно?

– Правда.

Время – какая это странная вещь. В Лазареве оно проносилось мимо, проносилось и исчезало. А сейчас оно остановилось, и он пытается прочувствовать каждую секунду, пытается сохранить спокойствие. В какой-то миг, глядя на грязный деревянный пол, он подумал: «Чтобы спасти ее, я скажу им правду. Я подпишу эту долбаную бумагу». Но потом он вспомнил ефрейтора Майкова. «Его правда заключалась в том, что Майков ничего не знал и определенно не знал меня. Какую правду мог он рассказать им, прежде чем его расстреляли? Для Слонько ложь – это правда и правда – ложь. Ответы, которые мы даем, ответы, которые скрываем, – для него это все обман, но успех его жизни состоит в том, сколько лжи он может получить от нас. Он хочет, чтобы я солгал, и тогда он сможет объявить свою миссию выполненной. Ему нужен семнадцатилетний мальчик, которого ему так и не удалось допросить. Наглость – смелость! – осужденного состоит в том, чтобы спастись и не умереть. Вот на что он откликается. Он хочет, чтобы я подписал бумагу, разрешающую ему убить меня сейчас, семь лет спустя, и не важно, Александр я Баррингтон или кто-то другой. Ему нужно оправдание для того, чтобы убить меня. Своим признанием я даю ему это».