Тайна без точки - страница 18



– Да что же, у нас нет таких водолазов?

– Да нет в стране ни шиша! – рассердился президент.

– Мы предлагали свою помощь! Мы – водолазы! – говорит один мужчина. Почему нам отказали?

– Специалисты у нас есть, и в том числе по глубоководным погружениям, но оборудование будет идти месяц-два, – сказал Путин.

– Кто ответит за некомпетентность? – выкрик из зала.

– За некомпетентность надо ответить! – сказал Путин.

– Почему вы так поздно приехали?

– Первое желание такое и было, приехать сразу, – сказал Путин. – Но один слух, что я приеду, что бы тут произвел? А сколько людей я бы привез? Мы бы не дали вам работать.

– В субботу в пять часов вечера женщины в гарнизоне уже знали о случившемся, – сказала Мария Станкевич, жена капитана медицинской службы Алексея Станкевича. – А руководство флотом не знало? Ответьте, когда вы отдадите наших мальчиков? Нам сказали, что их достанут через год?

– Их достанут в течение месяца! – ответил Путин.

– Будет ли в Видяево ЗАТО? – это спросил капитан 1 ранга Олег Горелов, командир моего мужа.

– Видяево не может быть офшорной зоной, – ответил Президент. – Здесь служат честные люди. Люди, которые стоят за этим, не платят налоги, а себе в карман кладут тысячи. Там будут одни жулики.

То есть, ответ был отрицательным. Но Путин не сдержал своего обещания и уже через год подарил Видяево звание закрытого территориального образования, а вместе с ним и некоторые льготы.

Встреча продолжалась два часа сорок минут. У меня осталось впечатление, что он приехал именно тогда, когда должен был приехать, то есть, когда люди обессилели. Что он говорит именно то, что хотел сказать, и что все мы стали участниками продуманного сценария.

Мужество вырвалось из отсеков

23 августа

День траура! Простой и великий! Суетливый и суматошный! В этот день выдают свидетельства о смерти. Деловито и четко.

– А мы ведь завтра уезжаем. Не успели поговорить о Максиме… – мы встретились на улице с Клавдией Рейда, мамой Олечки Вишняковой.

– Почему такие уходят? – мы обе заплакали.

Когда Максим пел, зал затихал от восторга – глупо, но его называли видяевским соловьем. С Олей мы познакомились во время «автономки» 1999 года. Для меня Оленька Вишнякова навсегда останется олицетворением самой чистой любви «курянок» – нежная, ранимая, чуткая. «Этот удивительный ребенок», как называл жену Максим, окажется выдержаннее и крепче многих.

Тихон Андреевич Багрянцев. Редкое душевное здоровье отличает этого уже немолодого человека. Я помогаю ему дозвониться до Севастополя, записываю все необходимые сведения.

Заметив мой пристальный взгляд, он спрашивает:

– Что?

– Вы так похожи со своим сыном!

– Да, все говорят! – гордостью осветилось его лицо.

Мы долго беседуем. Он не причитает, не плачет – но нитроглицерин так и мелькает перед глазами, он глотает таблетки одну за другой. Точно таким же быстрым движением, вскидывая руку, поглощал Владимир Тихонович свои витамины из баночки – мог угостить, это было наивно, и я всегда смеялась.

Позднее приходит Марина Белова. Мы садимся на кровать в коридоре, которые там поставили для тех, кому приходится делать уколы или кто падает в обморок и шепчемся: о Мише, о ней, о любви. Потом идем к психиатру Сергею Джангалиеву.

Беседуем с отцом Димы Колесникова – Романом Дмитриевичем. Он обстоятельно рассказывает про свою теорию преждевременной гибели гигантских сооружений. Избегает разговора про сына, словно ему больно.