— Эм…спасибо, — с сомнением протянула я,
быстро осмотревшись. Дом, возле которого я нашла своё временное пристанище, был
трехэтажным, сложенным из красного кирпича, с высокими окнами и массивной
дубовой дверью, украшенной коваными узорами. Он выглядел внушительно и надёжно,
словно пережил не одно поколение жильцов, сохранив свою прочность. Впрочем, все
дома на этой улице могли принадлежать людям, которые были не стеснены в
средствах, и как я очутилась в этом респектабельном районе, я, увы, не помнила…
— Горячего чаю выпьешь, согреешься, —
заботливо проговорила девушка, распахивая передо мной пошире дверь, тут же
представившись, — меня Анной зовут.
— Эмилия, — представилась я в ответ, все
же решаясь зайти в дом. С наступлением рассвета на улице стало еще холодней, а
оплатить услуги лекаря мне, увы, было совершенно нечем. Настороженно озираясь,
я прошла в холл, где царила прохладная полутьма, сквозь которую я с трудом
разглядела стены, обитые темными дубовыми панелями, и массивную лестницу с
резными перилами, что уходила вверх, теряясь в полумраке второго этажа.
— Сюда иди, аккуратно, здесь ступенька, —
прошептала Анна, указав мне на неприметную дверь, что скрывалась под лестницей,
— лампу зажигать не буду, гости еще спят.
— Гости? Может, мне не стоит заходить в
дом? Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня у тебя были проблемы, — проговорила
я, беспокоясь о девушке, что оказалась ко мне столь добра.
— Не волнуйся, мадам Розмари не будет
ругаться, — ободряюще улыбнулась мне Анна, первой проходя в узкий и темный
коридор. Я тотчас двинулась за ней следом и вскоре очутилась в теплой, светлой
и невероятно уютной кухне, где на плите уже булькало и шкворчало, а тучная,
розовощекая женщина с удивительно добрыми глазами месила на столе тесто.
— Привела ее все же, — добродушно
проворчала женщина, стряхивая с натруженных рук муку, — садись за стол,
бедолага, да плащ свой скидывай, так быстрее согреешься.
— Эта наша Мирна. Ты садись, Эмилия,
садись, — с улыбкой проговорила Анна, указывая мне на табурет, — Мирна хоть и
ворчунья, но добрее ее я никого не знаю.
— Скажешь тоже, — фыркнула повариха,
поставив передо мной кружку, от которой шел приятный и согревающий аромат
липового цвета, тут же притворно сердито прикрикнув на меня, — садись, нечего
стоять! И плащ, говорю тебе, снимай, вон у печи положи, пусть сохнет.
— Спасибо, — поблагодарила женщину. Последовав
ее совету, я сняла с себя плащ и, разложив его на лавке у печи, устроилась на
табурете.
— Вот, каша вчерашняя осталась, ты, поди,
голодная, — проговорила Мирна, поставив рядом с кружкой тарелку, полную
рассыпчатой каши, — сейчас еще мясца немного дам.
— Спасибо, — прошептала я, гулко сглотнув.
От переполнявшего меня чувства благодарности защипало в глазах. Слова будто
застряли в горле, и я опустила взгляд, чтобы скрыть предательскую влагу на
ресницах. Этого простого «спасибо», казалось, было недостаточно, чтобы выразить
Анне и Мирне всю глубину моей признательности.
— Да чего уж, — отмахнулась женщина, вновь
возвращаясь к прерванному занятию, — меня муж тоже колотил нещадно, пока не
помер. Детей нам Создатель не дал, хотя, может, это и к лучшему - с таким-то
мужиком с голодухи бы померли. Я, когда от кровопийца этого освободилась, без
жилья осталась, помыкаться пришлось по чужим домам, пока сюда не пришла.
