Внутри пахло деревом, лаком, металлом и
едва уловимым духом старины, словно время здесь остановилось или, наоборот,
превратилось в саму суть помещения. Повсюду стояли и висели часы — от массивных
напольных с резными корпусами и замысловатыми маятниками до изящных карманных
часов в потертых кожаных футлярах. Настенные часы тихо тикали с разных сторон,
создавая непрерывную мелодию.
За рабочим столом, заваленным стеклянными
линзами, крошечными шестеренками и тонкими инструментами, сидел старик. Его
густая седая борода и круглые очки, сползшие на кончик носа, придавали ему вид
ученого, погруженного в исследования. Его лицо было покрыто глубокими
морщинами, следами прожитых лет, но руки двигались с такой точностью и
уверенностью, что это казалось удивительным. Лёгкими движениями, держа в руке
крошечную отвёртку, он сосредоточенно чинил механизм карманных часов, словно в
мире не было ничего, кроме этого крошечного устройства.
— Добрый день, — осторожно заговорила я,
невольно вздрогнув от неожиданно громкого звука собственного голоса,
разорвавшего умиротворенное тиканье, заполнившее мастерскую.
— Добрый день, мадемуазель, — удивлённо
отозвался мастер. Его голос был низким, чуть хриплым, словно старик давно не
слышал ничего, кроме тиканья механизмов.
— Мсье, вам нужен помощник? Я быстро учусь
и могла бы вам помочь в вашем деле. Также я готова заниматься уборкой и, если
потребуется, готовить для вас, — собравшись с духом, произнесла я и, чуть
помедлив, добавила: — А ещё мне нужна комната.
Мастер ответил не сразу, он слегка
откинулся на спинку старого стула и внимательно на меня посмотрел. Его взгляд
был тяжелым, но в нём не было неприязни, скорее, какая-то осторожность, как у
человека, привыкшего долго размышлять перед принятием любого решения. И я
понимала его сомнения и то, почему он не спешил с ответом: появление незнакомки
в поисках работы и жилья требовало осторожности, и его недоверие было
объяснимо.
— Хм… возьми фарл из шкатулки, — наконец
заговорил старик, его голос был всё таким же ровным и чуть хриплым, но взгляд
немного смягчился. Он кивнул в сторону резной шкатулки, стоявшей на старом
секретере. — Купи продукты на рынке и возвращайся, я покажу, где кухня.
— Конечно, я быстро, — едва сдерживая
дрожь в голосе, ответила я и, стараясь не делать резких движений, медленно
приблизилась к старому секретеру. Он стоял в углу, выцветший от времени и
покрытый сетью тонких трещин, словно затянутый паутиной. На нём возвышалась
темная шкатулка, немного потрепанная, но по-прежнему изящная, украшенная
замысловатым резным узором, напоминающим плетение старинного кружева.
Осторожно приподняв крышку, я увидела
внутри два фарла, аккуратно лежащих на бархатной подкладке. Вытащив один из
них, потемневший от времени, и зажав монету в руке, я быстро вышла из часовой
мастерской. И на улице, несмотря на холод и дождь, по-детски радостно улыбнулась,
осознав, что впервые за долгое время у меня появилась хоть какая-то надежда…
— Вернулась всё-таки, — первым заговорил старик, как только я переступила
порог его мастерской, волоча за собой тяжёлые корзины с продуктами. Он
посмотрел на меня с едва заметной улыбкой, в которой было больше тепла, чем я
ожидала увидеть в его суровых глазах, и добавил: — Дверь запри и следуй за
мной.
Отвечать не было необходимости, да старик и не ждал ответа. Быстро кивнув, я
заперла дверь и, подхватив свои увесистые корзины, поспешила следом за
ним. Старик шёл уверенно, не оглядываясь, и я едва успела проскользнуть в узкий
проход, прежде чем дверь тихо закрылась, оставив нас в тёмном коридоре.
