– Брюшной тиф?
– Других сейчас не бывает.
– А что доктор Мартин?
– Доктор Мартин... опять велит делать кровопускания. Все как обычно! – Они понимающе переглянулись.
– Ты говорил об этом с доктором Боренже? – спросила Дениз. – Он, похоже, единственный, кто способен противостоять самодурствам доктора Мартина.
Адам покачал головой.
– Не выпало случая: Боренже с утра в операционной. С фронта ко всему прочему привезли раненых...
За окном снова прокричал козодой. Они помолчали, вслушиваясь в несмолкающий шум военного госпиталя: крики, стоны, горячечный бред и шепот молитв.
Дениз спросила:
– Ты ел?
– Да, не волнуйся. Где-где, а в еде недостатка вампиру здесь нет.
– Но тебе нужна моя кровь, чтобы выдерживать день. Не знаешь, когда нас отпустят домой?
– А нас отпустят? – вскинулась черная бровь. – Я не особенно бы рассчитывал.
Адам был прав: медперсонал работал на пределе своих сил и возможностей. Буквально валился без сил, когда либо болезнь, либо нервное и физическое истощение доводили организм до обморока. В таких обстоятельствах два вампира, не подверженных ни болезням, ни слабостям, становились настоящим благословением. Но и они нуждались хотя бы во временной передышке...
– Сегодня мамина годовщина, – заметила тихо Дениз. – Нехорошо оставить отца одного в такой день.
– Он не будет один, – пообещал Адам, приобняв супругу за плечи. – Я отпрошусь у доктора Мартина хотя бы на пару часов. Мы на ногах третьи сутки – он просто обязан нас отпустить.
– Спасибо, – шепнула Дениз, одарив Адама полным обожания взглядом.
В такие моменты, как этот, когда они наконец оставались одни, нежность, нисколько не уменьшавшаяся с годами, затопляла ее с головой. Адам сделался сосредоточением ее жизни, ее спасательным кругом, надеждой и целью борьбы.
Ради него она готова была претерпеть все что угодно: одинокую жизнь в горах, выживание в дебрях Южной Америки и ад военного времени здесь, в Трансваале. За прошедшие десять лет они многое пережили, делали все, чтобы «новорожденный» Адам научился себя контролировать...
Десять лет для вампира – не срок, они промелькнули как миг, и лишь Этьен де Бланкар, словно неизменный барометр, предупреждал, что время уходит быстрее, чем им бы хотелось. За время, минувшее со смерти жены, он состарился вдвое... И хотя обладал отменным здоровьем, выглядел древним как Стоунхендж, и это пугало Дениз.
Потерять и отца было страшно...
Вроде как перечеркнуть свое прошлое.
Перевернуть последнюю страницу зачитанной до дыр, но любимой истории...
И если бы не наличие Адама в ее жизни... она бы не выдержала разлуки...
Так ей, по крайней мере, казалось.
И ощущение приближающегося конца тяготило Дениз все сильнее в последнее время. Возможно, виной всему смерть, которой во время войны смердит само время и воздух...
Дениз устала от крови, смертей и ожидания бедствий.
– Давай уедем, – вдруг сказала она. – Куда угодно, лишь бы подальше от этой войны. Я боюсь за отца... И хочу мирной жизни.
Помолчав, Адам признался:
– Мама звала меня в Лондон.
– Так она простила тебя? – встрепенулась Дениз.
– Не уверен, простила ли, но управляющий требует, чтобы я хотя бы время от времени появлялся в нашем поместье.
Дениз молча кивнула. На самом деле это ее не могла простить леди Гилфорд...
В тот вечер после раута у Лестервиллей Дениз вернулась домой очень счастливой: Адам сделал ей предложение, и она его приняла. Теперь, в свете новых событий, у нее больше не было ни единой причины ему отказать... На самом деле ей было даже необходимо, находиться с ним рядом: помогать ему приспособиться к новой реальности.
