А ведь после своего обращения едва не выдал себя в день празднования помолвки с Дениз... Люди тогда пахли так соблазнительно, а он был голоден до безумия... Так и хотелось вцепиться кому-нибудь в горло. К счастью, Дениз удержала его от беды, хотя его мать, леди Гилфорд, с этим решительно не согласилась.
Адам до сих пор помнил, как она выговаривала Дениз:
– Это все ты виновата... Ты сделала его монстром, проклятая девчонка! – И впервые на памяти Адама у нее по щекам текли слезы. – Ты не только лишила мать ее сына, ты лишила род Гилфордов будущего, мерзавка. Кто теперь родит нам наследника, ты, чье чрево давно омертвело? Никогда тебя не прощу. И тебя тоже... – кинула она в сторону Адама. – С глаз моих! Оба. Не смейте позорить род Гилфордов... чем-то мерзким...
После тех ее слов Адам с Дениз сыграли тихую свадьбу и покинули Лондон... Это было разумно, держать его временно вдалеке от людей, и они поселились в небольшом шале в горах. Этьен де Бланкар наезжал к ним время от времени, он и вовсе покинул бы Лондон следом за ними, но супруга никак не желала расставаться с дорогим ее сердцу, насиженным местом. И все же вынуждена была покинуть столицу, когда люди в провинции стали косо поглядывать на молодую чету, никогда не запасавшуюся продуктами, но каждую ночь неизвестно где пропадавшую, и тем пришлось снова переезжать, теперь уже на континент, и де Бланкары поехали с дочерью, как обычно и поступали.
Переезд и тоска по любимому Кенсигтону подкосили здоровье мадам де Бланкар и после непродолжительной болезни она упокоилась в Окситании, в маленьком склепе на кладбище Нарбонны.
Дениз опасалась, что смерть матери сильно ударит по отцу, но каким бы убитым горем не был старик де Бланкар, ради дочери он продолжал держаться за жизнь. И все эти прошедшие десять лет стойко переносил вместе с ними тяготы их кочевой жизни...
Но теперь пришло время остановиться.
Адам чувствовал, что готов осесть в одном месте, не привлекая внимания со стороны.
И потому слова Дениз об отъезде воспринял серьезно...
Пока жива его мать, он хотел с ней увидеться. Наконец объясниться...
И вообще.
Чей-то настойчивый то ли плач, то ли кошачий придушенный писк заставил Адама, оторвавшись от мыслей, прислушаться.
Дениз тоже насторожилась...
Звук доносился из ближайшего переулка, и они оба одновременно шагнули в том направлении: мужчина в форме, притянув к себе за ворот худой рубашонки мальца с копной русых волос, то ли шептал ему что-то в лицо, то ли...
Сорвавшись с места, Адам толкнул его в спину в тот самый момент, когда острые зубы почти впились в детскую шею. Прерванный в самый неподходящий момент, вампир ощерился, припав низко к земле... Глаза его полыхали кровавым огнем.
Новорожденный!
Здесь?
– Убирайтесь! – прошипел он угрожающе. – Эта жертва моя.
Проигнорировав его заявление, Адам спросил:
– Откуда ты? Кто твой хозяин?
Мужчина прищурился, как бы оценивая его и Дениз, которая, к слову, помогла подняться ребенку и теперь, прильнув к ее боку, тот из-под челки глядел на обидчика вместе с ней.
– У меня нет хозяина, – отозвался с насмешливым видом вампир. – Я сам по себе.
– Это вряд ли...
– И все-таки это так. – Говоривший был в форме регулярной английской армии, еще новой, по всему, новобранец, не нюхавший пороха. – Вы, похоже, одичали в этой глуши, раз не знаете, что для нас, для вампиров, наступила новая эра: эра свободы и независимости. Мы теперь ни от кого не зависим: ни от света дня, ни от сотворившего нас господина.
