Свою Аньес де Нёвиль, ныне мадам де Аркур, он нашел в аккуратном особняке в квартале Маре. Она была замужем и растила ребенка трех лет... Мальчика с голубыми глазами, который мог бы быть их с этой женщиной сыном, не обернись все именно тем, чем оно обернулось.
Анри целый год рвал себе сердце, подглядывая из сада в освещенные окна особняка. Слуги даже заговорили о призраке, что появился в саду де Аркуров... Вот-вот пригласили бы экзорциста, к (не)счастью, Анри де Шанталь осознал, что любимая больше в нем не нуждается и собрался уйти...
Он мог бы уйти уже очень давно, еще в первые дни пребывания в городе, когда с болью вдруг понял, что Аньес счастлива в браке, что маркиз де Аркур любит и ценит супругу, что, в отличие от него, сердце любимой отнюдь не разбито. И он бы не смог, ворвавшись, как дымный смог прошлого, омрачить ее тихое счастье... И продолжал приходить снова и снова лишь потому, что, как себе говорил, должен был убедиться в правоте своих выводов...
Если бы только он заметил намек на несчастье Аньес...
Если бы хоть на миг усомнился…
Но каждый раз снова и снова убеждался в обратном.
И тогда он покинул Париж.
Хотя Анри нравился город, в нем было легко затеряться вампиру, он не мог оставаться в нем из-за любимой им женщины. Каждую ночь он продолжил бы приходить к ее дому и изводить себя видом счастливой семьи, которой у него, Анри де Шанталя, никогда уже не случится...
После Парижа он жил во многих местах, но нигде его сердце не было дома.
Нигде не нашел он покоя измученной сожалениями душе.
И лишь чаще и чаще вспоминал о пещере близ Лаго-Маджоре...
Туда и отправился годы спустя, совершенно отчаявшись обрести новый смысл своего бесконечного существования.
– Эй, старик, – позвал он, оказавшись на месте, – ты все еще здесь?
В груди жгло непонятным теплом, ноги сами несли в сырой грот, ставший приютом для них с беловолосым.
Вот только никто не откликнулся: «Сын, это ты?», как бывало, когда де Шанталь возвращался с охоты. Никто его не встречал...
Внутри было пусто.
Не понимая причин собственного отчаяния, он рухнул, будто подкошенный, и зарыдал, не в силах остановиться. Даже навсегда прощаясь с Аньес, он не плакал так горько, как в тот самый миг, когда осознал, что остался один в целом мире...
И, кажется, только тогда его сердце, действительно, остановилось.
Он улегся на камень и приготовился умереть от физического истощения, ибо зарекся еще когда-либо убивать ради пищи...
И было ли то провидение или простое стечение обстоятельств, но вскоре пещеру наполнили люди. Они кричали, называя его убийцей и проклятой тварью, обвиняли в убийстве дочери старосты и грозили вечными муками... Он к моменту их появления сильно ослаб, да и не собирался что-либо делать, чтобы спастись. Должно быть, ему предстояло ответить за действия старика... Что ж, он был готов и даже радовался концу. Сам не зная о том, беловолосый давал ему то, что Анри де Шанталь желал больше всего в этой жизни: забвение смерти.
Когда осиновый кол вошел ему в сердце, Анри улыбался...
Последним, о чем он подумал тогда, было: «Спасибо, старик».
Но забвение не было вечным...
Когда Анри пробудили спустя тридцать лет, он, казалось, вот-вот прикрыл веки, но, истощенный голодом организм, среагировал моментально. Он, помнится, пил чью-то кровь, горячую, сладкую... А потом бежал к выходу будто в пьяном экстазе... Все его тело покрывала толстая корка слюды, только она и спасла его от смертельных ожогов, когда, будто в неистовстве, невменяемый, он выскочил из пещеры под яркое солнце.
