Тайные письма великих людей - страница 23

Я ограничиваюсь, Ваше Величество, просьбой о томъ, чтобы Ваше Величество само соблаговолило изыскать способъ – доказать мнѣ и моимъ приближеннымъ, что я еще занимаю маленькое мѣсто въ вашей памяти, и – большое въ вашемъ уваженіи и дружбѣ. Что бы это ни было – это смягчитъ мое горе, не нарушая при этомъ, какъ мнѣ кажется, счастья Вашего Величества, о которомъ я больше всего думаю.

Жозефина.

Не по поводу утраты трона позволяю я себѣ выразить вамъ сочувствіе; по собственному опыту знаю, что съ этимъ можно примириться; но больше всего скорблю я о томъ горѣ, которое доставило вамъ разставанье съ вашими старыми сподвижниками по славѣ.

Ахъ! какъ охотно полетѣла бы я къ вамъ, чтобы доказать вамъ, что изгнаніе можетъ спугнуть лишь мелкую душу, и что несчастье не только не уменьшило мою безкорыстную привязанность, но придало ей еще новую силу.

Я намѣревалась покинуть Францію, послѣдовать за вами, посвятить вамъ остатокъ жизни, отъ чего вы были такъ долго избавлены. Меня удержала одна единственная причина, и вы ее отгадаете.

Когда я узнаю, что я, наперекоръ всѣмъ вѣроятіямъ, единственная, желающая выполнить свой долгъ – ничто не сможетъ меня удержать, и я отправляюсь въ то единственное на землѣ мѣсто, гдѣ отнынѣ я могу быть счастлива, ибо тамъ я могу утѣшать васъ – находящагося одного въ несчастій. Прощайте, Государь, все, что я могла бы прибавить, – покажется излишнимъ; теперь нужно не на словахъ, а на дѣлѣ доказывать вамъ свое отношеніе. Мнѣ нужно ваше согласіе.

Люсьенъ БОНАПАРТЪ (1775—1840), потерявъ (1800 г.) свою первую жену и будучи еще очень молодымъ человѣкомъ, влюбился въ красавицу, жену банкира Рекамье, которую онъ настойчиво, хотя и безуспѣшно, преслѣдовалъ своими пламенными письмами и наивными жалобами.

У меня не хватило силъ отослать вамъ мое письмо. Вы пригрозили мнѣ его разорвать и вернуть клочки… Моя рука была вамъ сегодня послушна… Вы не должны читать моихъ жалобъ, моихъ проклятій, моихъ богохульствъ… Но вы услышите мои вздохи, и даже если бы мои страдальческіе стоны разбивались о вашу непоколебимость подобно волнамъ, тщетно лобызающимъ берегъ, то и тогда вы все же услышите мои слова. О, Джульетта, – никогда еще такъ васъ не любили, и никогда не будутъ такъ любить!

Какое-то тайное очарованіе исходитъ даже отъ вашей непоколебимости. Вы отвергаете мои мольбы; вы приказываете мнѣ молчать; вы лишаете меня надежды, Вы повторяете увѣренія, которыя причиняютъ мнѣ страданія; вы разрушаете иллюзію раньше ея возникновенія; вы молчите, когда одно слово могло бы меня сдѣлать счастливымъ. Но всѣ эти жестокости перемѣшаны у васъ съ такой граціей! Одно движеніе, одно двусмысленное слово, одна привѣтливая улыбка, одно согласіе, подавленный вздохъ, чуть-чуть меланхоліи, слѣдующей за веселостью, – всѣ эти маленькіе пустячки вознаграждаютъ за вашу сдержанность. Таково воздѣйствіе этихъ пустяковъ на мою душу. Судите же, о, моя Джульетта, могу ли я жить, чувствуя наполовину?

Вчера вечеромъ мнѣ казалось, что на вашемъ лбу засіялъ лучъ, и въ вашемъ взглядѣ мнѣ почудилось сладостное, многозначительное волненіе. Я затрепеталъ… но такъ какъ я не смѣлъ повѣрить моему чрезмѣрному блаженству, то я отказался отъ сладкой мечты. Не повредила ли мнѣ моя робость? Не было ли это волненіе предвѣстникомъ того чистаго, пламеннаго, небеснаго чувства, которое вы такъ умѣете внушать и которое, наконецъ, должны же и сами испытать? О, Джульетта, если бы это было такъ, я прошу у васъ въ даръ лишь одну ленту, – символъ господства и рабства, и пару локоновъ – символъ любовныхъ узъ. Пусть эти локоны и эта лента будутъ вашимъ единственнымъ отвѣтомъ Ромео. О, тогда онъ сможетъ упасть къ вашимъ ногамъ, услыхать, какъ его назовутъ другомъ, пролить нѣжную слезу надъ вашимъ пѣніемъ, и въ этотъ моментъ высочайшаго блаженства поклясться вамъ въ чистотѣ и восторженности своей боготворящей любви!