Тайные письма великих людей - страница 25

7-го іюля 1801 г.

«Здравствуй! Едва проснулся, какъ мысли мои летятъ къ тебѣ, безсмертная любовь моя! Меня охватываютъ то радость, то грусть при мысли о томъ, что готовитъ намъ судьба. Я могу жить только съ тобой, не иначе; я рѣшилъ до тѣхъ поръ блуждать вдали отъ тебя, пока не буду въ состояніи прилетѣть съ тѣмъ, чтобы броситься въ твои объятія, чувствовать тебя вполнѣ своей и наслаждаться этимъ блаженствомъ. Къ сожалѣнію, это надо; ты согласишься на это тѣмъ болѣе, что ты не сомнѣваешься въ моей вѣрности къ тебѣ; никогда другая не овладѣетъ моимъ сердцемъ, никогда, никогда. О, Боже, зачѣмъ покидать то, что такъ любишь! Жизнь, которую я веду теперь въ В., тяжела: твоя любовь дѣлаетъ меня и счастливѣйшимъ и несчастнѣйшимъ человѣкомъ въ одно и то же время; въ моихъ годахъ требуется уже нѣкоторое однообразіе, устойчивость жизни, а развѣ они возможны при нашихъ отношеніяхъ? Ангелъ мой, сейчасъ узналъ только, что почта отходитъ ежедневно, я долженъ кончать, чтобы ты скорѣй получила письмо. Будь покойна; только спокойнымъ отношеніемъ къ нашей жизни мы можемъ достигнуть нашей цѣли – жить вмѣстѣ; будь покойна, – люби меня сегодня – завтра – о, какое страстное желаніе видѣть тебя – тебя – тебя, моя жизнь (почеркъ становится все неразборчивѣе), душа моя – прощай – о, люби меня попрежнему – не сомнѣвайся никогда въ вѣрности любимаго тобою Л.

Люби навѣки тебя, меня, насъ».

Іоганнъ ГЕЛЬДЕРЛИНЪ (1770—1843), поэтъ-романтикъ, былъ юношески влюбленъ (около 1788 г.) въ Луизу Настъ, въ письмахъ которой отразилась ея кристально-чистая, наивная душа. Впослѣдствіи, однако, Гельдерлинъ вернулъ ей обручальное кольцо и ея письма.

Что мы за люди – дорогая! Эта минута, проведенная мною у тебя, мнится, была счастливѣе, чѣмъ всѣ мои часы съ тобою. Невыразимо хорошо было мнѣ, когда я шелъ по горѣ и чувствовалъ еще на губахъ твой поцѣлуй. Я съ такимъ жаромъ глядѣлъ кругомъ, я могъ бы обнять весь міръ, и до сихъ поръ это чувствую! Твои фіалки стоятъ передо мною, Луиза! Я сохраню ихъ пока возможно.

Ты читаешь Донъ-Карлоса, я также буду его читать, по вечерамъ, окончивъ работу.

Я въ самомъ дѣлѣ пишу стихи безъ памяти – долженъ послать пакетецъ доброму Шубарту.

Во время прогулокъ сочиняю стихи и заношу въ мою аспидную записную книжечку, и о комъ, какъ ты полагаешь? о тебѣ! о тебѣ! а потомъ все стираю. Это я и дѣлалъ, когда увидѣлъ тебя спускающеюся съ горы.

О, дорогая! о Богѣ и обо мнѣ думаешь ты, сидя въ твоей комнаткѣ? Оставайся такою, ты, быть можетъ, – единственная изъ сотенъ.

Придетъ ли сегодня сестра твоя, фрейлейнъ Вильгельмина? Послала ли ты ей письмецо? Или передашь ей его теперь? Я слышалъ, что она чувствуетъ себя лучше. Я еще долженъ послать письмецо Бильфингену, но вижу, что это невозможно раньше завтрашняго дня.

Если бы я всегда былъ такъ счастливъ, какъ теперь! Но я люблю тебя во всякомъ настроеніи, и поэтому положеніе мое не изъ худшихъ. Думай чаще обо мнѣ. Ты знаешь: неразлучно

твой Гельдерлинъ.

Что это было за письмо, дорогая!.. Если бы ты могла видѣть, какъ я проливалъ слезы искреннѣйшей радости при этомъ новомъ доказательствѣ твоей невыразимо-сладкой, счастливящей любви, какъ искренне чувствовалъ я въ ту минуту, что я въ тебѣ имѣю, и какъ моя жизнь течетъ весело, покойно. О, дорогая дѣвушка! Твоя любовь и въ разлукѣ – счастье. Эта тоска по тебѣ – счастье для твоего возлюбленнаго, ибо каждое мгновенье говоритъ мнѣ, что и ты также тоскуешь обо мнѣ, что для тебя эти годы такъ же безконечно-долги, какъ и для меня. А еще одиннадцать недѣль до Пасхи, дорогая! Разумѣется, это смѣшно, – еще одиннадцать недѣль – или будемъ такъ утѣшать другъ друга – а потомъ, о, Луиза, Луиза, потомъ… Я не могу назвать блаженства, которое ожидаетъ меня въ твоихъ объятіяхъ – буквы – лишь буквы, и лучше я дамъ тебѣ почувствовать, какъ это ожиданіе поднимаетъ мою душу. Ты вѣдь еще помнишь милыя слова нашего послѣдняго свиданія? Глубоко ли они запали тебѣ въ душу? О, Луиза! Они – моя вѣчная мысль въ одиночествѣ, мое единственное занятіе въ счастливыя минуты, посвященныя тебѣ.