Те, кто с ногтями - страница 2

Она выдержала паузу. Женя и Никита угрюмо смотрели в пол.

– Мы пришли, мы здесь, – тихо сказала мать Жени. – Но ведь это же… просто шалость. Мальчишки…

– Мальчишки не кидаются мелом в учителя, – отрезала Иллирия, глядя ей прямо в глаза. – Это не шалость. Это – неуважение. К уроку, к преподавателю, к самой идее учёбы.

Мать Никиты покраснела, не зная, что сказать. Иллирия продолжила:

– Вы устали, я вижу. Работа, заботы, дети… Но вы не можете заменить воспитание усталостью. Они – не маленькие. Они уже понимают, что делают.

– Так что же нам теперь, – резко, но сдержанно спросила мать Никиты. – Наказывать, бить?

– Нет. Я не верю в насилие. Но я верю в труд.

Она повернулась к мальчикам, которые всё ещё молчали.

– Раз уж вы не цените чужой труд… будете работать сами. В субботу и воскресенье – в школу к девяти. Будете помогать техничкам: мыть доски, подметать классы, чистить лестницы.

Женя вскинул голову:

– Что?.. Мы что, дворники теперь?

Никита фыркнул:

– Это уже перебор…

– Перебор – это когда учитель выходит с урока в слезах, – холодно сказала Иллирия. – Хотите – называйте это как угодно. Но в школу вы придёте. Или мы пойдём дальше – комиссия, протоколы, постановка на учёт.

Женя замолчал. Никита шумно выдохнул и скрестил руки на груди.

– А вы как, согласны? – Иллирия перевела взгляд на матерей.

– Согласны, – хором ответили они. Мать Жени даже кивнула. – Это, может, и правда на пользу пойдёт.

– Думаю, да, – добавила мать Никиты. – Пусть узнают, каково это – работать. Может, поймут, что всё не само собой происходит.

Наступила пауза. Мальчики переглянулись. В глазах у обоих – не страх, а какое-то растерянное принятие.

Женя тихо сказал:

– Мы… придём.

Никита кивнул. Неохотно.

Иллирия поднялась, закрыла блокнот.

– Надеюсь, вы вынесете из этого хоть что-то. Не из наказания – из разговора. Увидимся в субботу.

Суббота, 8:45 утра.

Во дворе школы ещё прохладно, на ступенях копится тонкий иней, а изо рта идёт пар. Никита и Женя стоят у центрального входа, кутаются в куртки и озираются по сторонам.

– Где все? – пробормотал Никита, дёргая молнию вверх. – Может, передумали?

– Не смеши, – ответил Женя, зевая. – Если бы передумали, уже дома сидели бы. А теперь – всё, попались.

В этот момент за дверью послышался щелчок замка. Вышла Мария Антоновна – техничка, сухонькая женщина с добрым лицом и тёплым платком на плечах. За ней, с чашкой кофе в руках, появилась Иллирия Арсеньевна.

– Доброе утро, герои труда, – произнесла она с лёгкой иронией. – Пунктуальны. Это уже плюс.

– Заходим, – кивнула Мария Антоновна. – Работы много, болтать некогда.

9:15. Холл третьего этажа.

Никита в резиновых перчатках трет влажной тряпкой поручни лестницы, а Женя с ведром и щёткой чистит плинтуса вдоль коридора.

– Кто вообще смотрит на эти штуки? – недовольно бурчит Женя. – С ума сойти…

– Ага. И тряпка мокрая. Холодно. – Никита вздыхает. – У меня пальцы не чувствуют уже.

Мария Антоновна, проходя мимо, негромко замечает:

– Ничего, сынки. Чистота – это тоже труд. И не легче, чем сидеть в офисе.

Они замолкают. На некоторое время слышно только шуршание щётки и плеск воды в ведре.

Суббота, 15:00. Коридор 2 этажа.

Воздух в коридоре стал тяжелее. Запах хлорки въелся в стены, тишина гудела в ушах. Солнце уже клонилось к закату, тени от подоконников растянулись по вычищенному полу.

Женя скинул перчатки, бросив их в ведро. Спина болела, ладони вспотели, живот настойчиво урчал.