Те, кто с ногтями - страница 3
– Ну всё, хватит с нас, – выдохнул он, тяжело присаживаясь на скамейку у гардероба. – Я чувствую себя, как старик.
Он провёл рукой по лицу и посмотрел на Никиту.
Тот стоял, опершись о швабру, усталый и растрёпанный. Капли пота стекали по вискам.
– Помнишь, как в пятницу ты сказал, что это "перебор"? – с ухмылкой спросил он.
Женя кивнул.
– Отныне я считаю "перебором" даже мысль бросить в кого-то мелом.
Они засмеялись, хотя смех был сиплый и больше напоминал стон выживших. Смех людей, прошедших трудовую катастрофу.
В это время по коридору прошагала Иллирия Арсеньевна. На ней был тот же строгий костюм, в руке – та же тетрадь. Но в глазах – что-то мягкое. Не тепло, нет. Но… уважение.
– Закончили?
– Да, – хором сказали ребята. Громко. Чётко. Удивительно серьёзно.
– Уборка – не наказание. Это зеркало, – сказала она. – И вы, кажется, впервые в него посмотрели.
– Мы… многое поняли, – хрипло сказал Никита.
– Ага, например, что половики под лестницей – это ад, – добавил Женя.
У Иллирии чуть дёрнулся уголок губ.
– Идите домой. Горячий суп вам сейчас нужнее, чем философия.
Они не стали спорить.
Воскресенье. Вторая половина дня. Спортивный зал.
Воздух пахнет резиной, пылью и мячами. Женя и Никита, по уши в ведрах и тряпках, оттирают скамейки вдоль стены. Рядом – швабры, старая тележка с инвентарём, полувысохшая бутылка с моющим средством.
Дверь зала скрипит. Вбегает стайка мальчишек – лет по десять-одиннадцать. Футболки навыпуск, мячи в руках, взгляды дерзкие. Среди них выделяется Димка – худощавый, с задорной челкой и бравадами больше роста.
– О-о-о, смотрите, кто тут у нас! – выкрикивает он. – Генералы швабры и ведра!
Смех. Мальчишки посматривают друг на друга, одобрительно гыгыкая.
Никита замирает. Тряпка в руке мокрая, капает. Женя медленно выпрямляется, оглядывая маленьких хулиганов.
– Мама выгнала убираться, что ли? – продолжает Димка, явно наслаждаясь вниманием. – Или директор решила, что вы крутые слишком?
– Ага, давайте фото сделаем, – предлагает кто-то из пацанов. – "Школьная бригада клининга".
Женя шагнул к ним. Не быстро – тяжело, будто через какой-то барьер внутри.
– Слушайте, – тихо сказал он. – Вы думаете, это смешно?
– А разве нет? – Димка усмехнулся.
– Когда тебя вызывают к директору, твою мать зовут в школу, а учителя смотрят, как на идиота, – продолжил Женя, не повышая голос. – Тогда не очень смешно. Особенно, когда ты понимаешь, что всё сам накосячил.
– Мы… просто шутим, – пробормотал один из младших, уже менее уверенно.
Никита встал рядом.
– Мы тоже раньше "шутили". Над другими. Над учителями. А теперь вот тут. Моем за собой.
Мальчишки переминались с ноги на ногу. Один из них – самый младший – тихо сказал:
– А вы… теперь хорошие?
Наступила неловкая пауза. Женя хмыкнул.
– Не знаю. Но стараемся не быть полными дураками.
– Хотите – посмейтесь. Хотите – помогите. Только знайте: в следующий раз, если увидим, как вы издеваетесь над кем-то слабее – сами швабру получите. В подарок, – сказал Никита, сдержанно, но твёрдо.
Мальчишки, переглянувшись, вдруг резко сбавили пыл. Димка опустил мяч, будто неожиданно он стал слишком тяжёлым.
– Мы… это… мы потом тогда… потренируемся. После. – Он неловко попятился, и вся их шайка рассосалась за дверью.
Женя вздохнул и снова взялся за тряпку.
– Ну что, проповедник, – сказал он Никите, – только не говори, что это воспитание.
– Нет, – усмехнулся Никита. – Это был превентивный удар.