Как-то Лавронов поймал себя на факте намеренного поиска встречи с ней. Около одиннадцати часов утра он под надуманным для себя предлогом покидал директорский кабинет, начинал сновать по коридорам театра, будто выискивая кого-то, или выходил курить на улицу, к двери служебного входа, где стояла урна для окурков. А выходил он просто потому, что к этому времени актёры подходили на репетицию. Вот и вся разгадка.
Актриса Вешнева была занята в новом спектакле – играла молодую героиню, собственно, главную роль в этой пьесе. И поэтому каждый день в положенное рабочее время – к одиннадцати и восемнадцати ноль-ноль – она без опозданий являлась на утреннюю и вечернюю репетиции.
Лавронов со всеми артистами здоровался одинаково почтительно, но при встрече с ней у него непроизвольно и всего чуточку, но холодело под сердцем.
Во вторник, 30 сентября, в половине одиннадцатого утра, в кабинет директора заглянула секретарь.
– Вадим Валерьевич, к вам Вешнева Ольга Александровна, актриса.
Лавронов, занимавшийся за столом рабочими бумагами, удивлённо и даже несколько испуганно взглянул на секретаршу.
– А-а… что такое?
– Не знаю. Она скажет.
– Да, да, конечно, – спохватился Лавронов. – Пожалуйста.
Он собрал и отложил бумаги в сторону, на край стола.
В кабинет вошла с сумочкой в руках Ольга Вешнева. На сей раз она была одета в туго облегающие молодые, соблазнительные формы джинсы и кофточку. Стройная, ровненькая, очень приятная мадмуазель. Взглянула на директора, и директора бросило в жар от её взгляда.
– Здравствуйте, Вадим Валерьевич.
– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.
Он суетливо поёрзал в кресле, что выдало его внутреннюю неуверенность.
Вешнева присела на указанный стул, стоявший у стола. Скромно опустила глаза и выдержала паузу, из чего Лавронов понял, что актриса пришла к директору за важным разговором.
– Слушаю вас. – Он внимательно смотрел на её красивое свежее лицо, то ли чуть озабоченное, то ли чуть опечаленное, и от этого казавшееся ещё более трогательно-детским. Смотрел на неё, получая только ему одному ведомое удовольствие.
– Слушаю вас, Ольга Александровна, – повторил Лавронов драматично молчавшей Вешневой.
– Дело в том, – начало она, не поднимая глаз, – что я… я пришла…потому что… хочу сказать…
Она сбилась с мысли, смутилась и замолчала.
Молчал и Вадим Валерьевич, не сводя с неё словно загипнотизированного взгляда.
Актриса ещё несколько мгновений подержала паузу, потом подняла глаза на директора.
Взволнованный сам, Лавронов попытался придать своему взгляду исключительно рабочую заинтересованность.
– Смелее, Ольга Александровна, я внимательно вас слушаю.
Наконец Вешнева решилась:
– Вадим Валерьевич, я не знаю, как жить.
– А-а… что вы имеете в виду? – не понял Лавронов. – В каком смысле?..
– В прямом. Не знаю, как жить. Чем кормить ребёнка сегодня и завтра. Не знаю. Может, вы знаете?
Вадим Валерьевич понял и теперь растерялся от этого понимания. Растерялся потому, что у него не было ответа на такой вопрос.
– У вас сын? – спросил он скорее от необходимости заполнить паузу, чем от любопытства.
– Дочь. Ей три года. Три с половиной. Её надо… я уже не говорю, что одевать и обувать, платить за садик, но хотя бы элементарно кормить. Чтобы ребёнок выжил. А кормить нечем. Нет ни денег, ни продуктов. Вот поэтому я и пришла к вам. Сказать именно то, что сказала: не знаю, как дальше жить. Если вы знаете, подскажите.
