Театральная баллада - страница 19

– Простите, – ещё тише повторил он. – Не знаю, что нашло на меня.

– Ну, вы… ну, вы… – От возмущения она не могла подобрать слов. – Ну, вы даёте… Вадим Валерьевич… я прямо не ожидала от вас.

– Да я сам от себя не ожидал.

– Вы хулиган, – немного успокоившись, решила Вешнева, открыла дверь в ревущее музыкой фойе и вышла из приёмной.

Лавронов нервно и горячо выдохнул. Ему было нестерпимо стыдно своего поступка, стыдно и обидно. Он даже не сумел поцеловать её. А вот огрёбся за это по полной! И ни за что. Если бы хоть поцеловал!.. Нет, всё равно обидно было бы, конечно, но не так, как сейчас – жгуче и невыносимо. Как кот потянулся за сметаной: и не слизнул, и пинка получил! А-а-а!!!..

Лавронов сделал несколько бесцельных шагов по приёмной, туда и обратно. Она молодая, он старше её на пятнадцать лет. И вообще… он ничего не знает о ней. Куда полез?!.. зачем?!.. Наслушался этого змея, этого искусителя Хитрова?.. Она непременно расскажет сегодняшний случай всем: над Лавроновым будут посмеиваться, шушукаться, сплетничать. Противно!..

Сознание сделанной глупости, которую нельзя исправить, жжёт больнее открытой раны. Лавронов не мог найти себе места, даже когда вошёл в дверь своего кабинета и плюхнулся в кресло за столом. Схватил себя за голову, нарочно ударившись локтями о крышку стола, чтобы физической болью перебить мерзкое состояние души.

– Дурак!.. – вслух ругал он себя. – Дурак!!..

Но ведь и она тоже молодец. Не насиловать же он собрался её здесь. Просто… Ну и что?.. Что такого, в конце концов?.. Как девочка, в самом деле!.. Ломается, как школьница!.. У самой ребёнок, сама, наверное, медные трубы ещё только не проходила, а крику на весь театр!.. Слышал ли кто, как она заголосила?.. Нет, вряд ли… Через такую музыку ничего не услышишь… Или?.. Нет, не услышишь. Ладно, это неважно, она всё равно разболтает всем. Хотя… Нет, уже всё равно.

Лавронов, посидев, но, не успокоившись, решил идти домой. Настроение вконец испорчено, так неожиданно и глупо. Он не бабник и до Хитрова ему всё равно не дотянуться, да и зачем? Это Хитров, собака, заговорил его, расслабил, внушил миф о доступности театральных женщин, спровоцировав директора на импульсивный необдуманный шаг. Стыдно теперь, чертовски стыдно, просто перед собой. Просто по-человечески…

И тем не менее, через горячую лихорадку стыда, пылавшую на лице и путавшую мысли, он чувствовал в своей душе светлую искорку удовлетворения.

Шагая домой, Лавронов вслух произнёс выстраданную мысль, теперь ставшую для него, переживающего душевный шторм, спасательным кругом:

– Она не такая… Она не такая…

В последующие дни Вадим Валерьевич старался избежать встречи с Вешневой, хотя понимал всю глупость ребяческих пряток. Ещё продолжал ругать себя, думал, мучился. Наконец, в четверг, ближе к обеду, направляясь к себе из кабинета бухгалтерии, увидел поднимающуюся навстречу ему по ступеням служебной лестницы Ольгу Вешневу. Они поздоровались, как ни в чём не бывало, и в её глазах он не заметил ни неприязни, ни остатков обиды. Напротив, она поспешила поздороваться первой, сделала это почтительно и даже чуточку виновато. Так здороваются люди, проявившие сгоряча по отношению к кому-то излишнюю жёсткость и, остыв, сознающие свою неправоту.

Прошедшие дни Лавронов всё время думал о Вешневой, возвращаясь к воспоминанию о злополучном инциденте, думал тяжело. Но теперь, после встречи с ней на лестнице, начал думать о ней же легко и с удовольствием. Образ этой актрисы прочно засел, даже застрял у него в голове, как заноза в пальце, но только, в отличие от занозы, это было приятное беспокойство, и избавляться от него он не желал. Мысленно встречаясь с нею в своих фантазиях, Лавронов обращался к ней только по имени – Ольга. Это женское имя казалось ему теперь очень красивым, и он сам удивлялся тому, что раньше не замечал красоты этого имени. У него прежде никогда не было женщины с таким необыкновенным именем.