Театральные подмостки - страница 18



– Гениев вечно помнят, а его через неделю забудут, – просунулась из-за моего плеча Лера.

И пошёл я в разнос, и стал закидывать рюмку за рюмкой, стараясь не обминуть ни одного гостя. «Ничего, хуже не будет. Не помру», – со злорадством думал я.

Всё бы ничего, но мои собутыльники потихоньку пропадать стали. Только я от кого-нибудь отвернусь, а того уже нет. Первым, как помнится, сбежал Пётр Петрович Карпов. За ним и другие покойнички потянулись. Потом исчезли все зрители. А за ними Аркадий Стылый подевался невесть куда. Я как раз с ним выпить хотел. Набулькал полнёхоньки рюмки, поворачиваюсь, а того и след простыл. Зыркнул по сторонам, под скатерть заглянул – нет нигде Стылого. Сам, главное, говорит: «Вань, давай за тебя выпьем», и сам же по-хамски сбежал. Ну, пришлось обе рюмки одному дербалызнуть.

Так и чезнули почти все гости с этого «чудесного» праздника, и никто даже не попрощался. Старался я и так, и сяк, но так и не смог уловить, как им удаётся незаметно улизнуть. Не мог же я, в самом деле, смотреть одновременно за всеми сразу. Это же сколько глаз надо!

Допекли меня чудеса эти – хуже горькой редьки. Вся думка об одном – поскорей в сон ухнуть. Да вот незадача, не берёт меня пьяная одурь, и всё тут! Так только, лёгкий хмелёк голову кружит.

И вот остались только Лев Сергеевич Алаторцев и моя вдовушка Лера.

– Что, Вань, недоглядел за гостями, проворонил? – смеялся Алаторцев. – Это тебе наука на будущее. Человек не может смотреть одновременно за всеми, а вот душа может. Душа всё видит. И что у неё перед глазами делается, и что за спиной происходит, и на другой стороне Вселенной.

– Отвяжитесь от меня с этой душой, – устало отмахнулся я. Потом говорю жене: – Лерок, ну ладно, пошутили и хватит, пойдём лучше домой. Что-то я перепил сегодня.

Лера сразу скривилась, как будто у неё зуб прострелило, посмотрела с вызовом и, обливаясь ядовитым сарказмом, сказала:

– Извините, Иван Михайлович, теперь наши пути расходятся. Мне дальше жить надо. Без вас. Сами понимаете, нужно строить свою личную жизнь. И вообще, если хотите знать, у меня давно уже есть любимый молодой человек, настоящий…

– Лера права, – сказал Алаторцев. – Какой ты теперь супруг? Прямо неловко говорить…

Её язвительный тон покоробил, хватанул за живое, но всё же я, стараясь быть спокойным, лишь махнул рукой.

– Зачем тогда осталась? Все разбежались, и ты – давай…

– Нет уж, ты меня выслушаешь! Я должна сказать тебе всё, что думаю!

– Может, не надо?

– Извини, Ваня, мы всегда были с тобой чужие! – с обидой и негодованием швырнула она и давай сыпать шаблонными фразами: – Ты во всём виноват! Ты просто преступник! Ты исковеркал мне жизнь, украл у меня молодость! Я потратила на тебя лучшие свои годы!

– Да… наверно… Сказали бы раньше… Валерия Борисовна.

– Ты просто чудовище! – не унималась Лера. – Разве можно жениться без любви?! Ты неправильно жил! Таким, как ты, Бог не позволяет встретить свою любимую и родную душу! Но причём здесь я? Почему я должна была отвечать за твои ошибки?

Я хотел что-то возразить и уж было чего-то там пискнул в своё оправдание, но Лера презрительно швыркнула:

– Мне даже слушать тебя невыносимо! – и вдруг взорвалась в буквальном смысле этого слова.

Лерочку разорвало на мелкие кусочки – кровавые ошмётки разлетелись по сцене и по всему театру. Как ни странно, Льва Сергеевича совсем не задело, а вот меня обдало с ног до головы – чистого места не осталось – и что-то нелепое ударило меня по физиономии и опрокинуло навзничь.