Но и я, конечно, ничего о нем не знаю! Что он сегодня расскажет? О своей работе? О чем мы вообще будем с ним разговаривать…
— Благодарю вас за ответы. Всего доброго. До свидания.
Боже, как я вообще работаю! Нужно было брать отгул. Просидеть оставшиеся деньги в кафе вдали от папиных глаз и явиться на встречу не такой растрепанной. Хотя бы внешне. Причесать вставшие на дыбы нервы не получится даже утюжком. А его можно было одолжить у коллег. Ещё не время шапок, наши барышни все ещё прихорашиваются для поездок на метро.
Мои манипуляции перед зеркалом никого не удивили, кроме меня. Я так хочу ему понравиться, что ли? А почему бы и нет… Если решу ему отказать, пусть повздыхает, какаю некрокодилицу упустил. Волосы расчесаны, а вы попробуйте носить их не в косе, когда они почти до пояса!
Причмокнув на удачу красными губами, я выпорхнула из офиса. Я же ангелочек. У меня же крылышки! И впервые бог питерской погоды оказался благосклонным к моей скромной персоне. Не завывал и не гнал в метро. А то после пятнадцатиминутного ожидания вместо «привет» будет «апчхи».
Народу на ступеньках не так много, но я поднялась к дверям театра немного по другой причине. Будем считать, чтобы почувствовать себя под сенью храма искусств. Колонны, портик… В каждой питерской парадной как в храме — холодно и жутко. Страшно… Ну, я увижу какого-нибудь стремного мужика, поднимающегося по ступеням, и успею отвернуться к афишам или пойти к кассам за тяжелые дубовые двери.
Только забыла, что подход тут с трёх сторон, а с какой пойдёт Глеб, неизвестно. Ну, буду искать того, кто примется рассматривать девушек. Или названивать. Нужно отключить на телефоне звук, чтобы не спалиться…
Минут пять прошли за рассматриванием афиш. Сегодня давали «Мадам Бавари». Хорошо, не «Одиночество в сети» — секс по телефону и по компьютеру не одно ли и то же… Она включала видео? Или в ту эпоху существовала лишь голосовая связь? Вот не помню…
Десять минут до часа Икс. Но ведь Глеб может прийти раньше. Я же просила его быть на месте в половину… Половину помады я уже сожрала на нервах. Вторую сожру, если не возьму себя в руки. Лучше для верности спрятать их в карманы, но не растопыривать плащ.
Какой он из себя этот Глеб? Брюнет, шатен, блондин, рыжий, в конце концов! Я поймала себя на том, что переминаюсь с ноги на ногу. Надо с этим кончать. На февральский мороз не спишешь. Стала смотреть строго вперед. Увидела парня с цветами, отвернулась. Это театр, это для актеров. Там пара. Тут один, но бежит. Там…
Но обернуться я не успела. Меня тронули за плечо со спины. Постучали «туки-тук», все дома? Или откройте… Нет, скорее уж закройте… Рот!
— Как вы меня узнали?
— А с чего вы решили, что это я?
Это точно был он. Выше меня на голову. На полголовы, потому что я задрала свою и была на каблуках. Сапожки на шпильке, питерский шик первых недель осени, я не могла ни на что променять. Сейчас. Они маст-ту-хэв до начала грязи и появления утренней корочки льда под ногами, которая у нас тут просто сногсшибательная. А улыбка у Глеба крышесносная. Обескураживающая… Ну в смысле та, которая лишает слабый пол последней смелости сказать «нет»… Какое там нет, после неё вообще невозможно произнести какой-либо звук, кроме мычания… Хотя с таких моих красных губ только ему и слетать…
Блондин? Тёмный… Или это гель так блестит? Волосы чуть топорщатся, как после душа и дубового полотенца… Я тоже как из душа. Но не холодного, увы. Не отрезвил меня неожиданный ветерок, только заставил сильнее вздрогнуть. Или это сделал совсем не ветер, а кто? Да Глеб в пальто! Именно в пальто, оно тонкое, накинуто прямо на рубашку. Кажется, шелковую. Никакого галстука, никакого официоза. Это я, дура, в костюме тут стою и ногами еле шевелю, чтобы ровно держаться на высоченных каблуках.
