Тени Орестана. В поисках дома - страница 6



Девочка поставила канистру, самовольно открыла дверь и сказала, глядя на Селму:

– Дайте, куда ему налить.

Селма подала миску, лежавшую у ног, и девочка деловито налила в неё воды почти доверху.

Тар не смог удержаться – как только вода заструилась из канистры в миску, он выскочил и с жадностью начал лакать, шлёпая языком по прохладной поверхности.

Девочка была ненамного выше Тара, но она совсем его не боялась. Она запускала свои маленькие пальчики в его белую густую шерсть и восхищалась тем, какой он мягкий и пушистый.

– Мама говорит, – щебетала она, – жадничать нельзя. Всё к нам возвращается.

– Правильно твоя мама говорит. Ты слушай её, – улыбнулся Арам. – Может, и нам по стаканчику нальёшь?

Девочка кивнула.

– Лейла! – крикнул парень, который первым подошёл к ним с предложением воды. – Ты что там копаешься?!

– Извините, не могу, – сказала девочка, схватила канистру и побежала дальше.

– Ничего, – сказала Мейра. – Потерпим. Главное, Тар попил. В любом случае, пусть беда обходит её стороной.

И пока под колёсами потихоньку чавкала грязь, а ледяной ветер пробирался под одежду тех, кто торговал глотком, тенью и теплом по невменяемым ценам – девочка с канистрой напомнила, что человечность может появиться там, где совсем её не ждёшь.


Прошло пять долгих, изнуряющих дней. За это время очередь продвинулась всего на каких-то сто метров. Граница застряла не только в металлическом скрежете машин, но и в измождённых телах тех, кто шёл пешком, кто крутил педали, заплатив за старый велосипед цену трёх приличных зарплат.

Люди спали прямо на обочинах – короткими, тревожными отрезками по 15–20 минут, со сдавленным сердцем, не снимая обуви. Днём воздух прогревался до пятнадцати, а по ночам дыхание превращалось в иней.

Между машинами, точно река, струилась толпа. Казалось, что пешие и велосипедисты продвигаются быстрее. Кто-то, махнув рукой, бросал машину, как надоевший чемодан, и шёл дальше, сцепив зубы.

Иногда с неба срывался дождь, иногда – ледяной, колючий снег.

Тар, не понимая, почему всё стоит на месте, начинал беспокойно лаять, требуя движения. Его приходилось прижимать к себе, уговаривать, унимать.

За эти пять дней на четверых съели всё, что было: кусок халвы из бардачка, сухую лепёшку, три огурца, две пачки орехов и шоколадку. К Тару несколько раз подходила девочка и приносила кости, обглоданные куски чего-то съедобного – это и спасло пса.

Мейра так исхудала, что когда выходила из машины с Таром, казалось, что её легко может подхватить ветер и унести прочь, как сухой лист.

Арам почти не спал. Он был единственным, кто мог вести машину, и следил за очередью, боясь упустить хоть метр – если появлялся просвет, его тут же занимали те, кто заплатил за такой несправедливый ход.

Селма тоже не спала. Будила зятя, если он начинал клевать носом. Виновато думала о том, что так и не научилась водить. Иногда выходила из машины размяться, но всё чаще замечала, что не может выпрямиться. Потом и вовсе перестала пытаться.

На пятый день очередь вдруг дрогнула. Люди ожили, начали радостно обниматься. Кто-то залез на крышу автомобиля и пустился в пляс, у кого-то хлынули слёзы.

Увидев это, Тар вскочил и радостно залаял. Радость передалась и ему – она значила, что всё ещё может быть хорошо.

Но ликование оказалось недолгим. Границу снова закрыли. Шлагбаум опустился, пограничники закурили, развернулись спиной и ушли, будто всех оставшихся уже не существовало.