Выполнив подготовки, отдохнул, восстановил дыхание.
Пришла пора комбинаций – так называли связки сменяющих друг друга стоек, перемещений, ударов руками и ногами. Старшие ученики знали их не один десяток, и постепенно они становились изощрённее. Каждая называлась именем одного из пяти сакральных животных: тигра, дракона, обезьяны, змеи, журавля. И не зря: когда мастер выполняет комбинации, в движениях легко уловить грубую силу тигра, весёлую ловкость обезьяны, высокомерное коварство дракона, смертельную гибкость и точность змеи, вольный танец журавля. Мастерство приходит с опытом, но есть и природная склонность. Кто-то – прирождённый дракон. Кто-то великолепен в акробатических связках: крутит сальто, колёса, фляки. У Рената же, что бы он ни исполнял, получался молодой тигр, даже из обезьяны. Ему не хватало лёгкости, артистизма. Там, где мартышка непринуждённо смахивала с плюшевой головки упавший листок бамбука, Ренат сшибал могучей лапой кирпич. Наставник утешал его:
– Не переживай, это у всех так. Сначала идёт молодой тигр, потому что неофит закрепощён. Он пытается нахрапом преодолеть своё неумение, ограниченность, невежество. Если он останавливается на этой ступени, получается карате: резко и эффективно. Японцы, к примеру, взяли из ушу именно эту эффективность, отбросив все, по их мнению, лишнее. Прекрасным они наслаждаются в саду камней, глядя на Фудзи и цветущую сакуру. Но если упорно идти дальше, скованность пройдёт, лёд растает, зажурчит ручьями, и из одного зверя выйдут пять, каждый со своим характером. Вот тогда ученик станет Мастером, совершенство и красота станут сутью его движений, вся его жизнь изменится. В общем-то, это и есть Путь. Постижение совершенства. В этой дороге всё прекрасно: колея, обочины, пейзажи, проплывающие мимо. Она легка, потому что ведёт домой из тюрьмы невежества. И дорога эта не закончится никогда.
Ренат часто вспоминал эти слова, даже записал, как умел, в тонкую тетрадь с жёлтой обложкой.
Прогнав несколько раз пять основных комбинаций, он окончательно запыхался. Солнце вползло в зенит, прозрачная тень не спасала, лёгкий ветерок не освежал, гоняя по долине жар. Совершенно мокрый, как из-под дождя, Ренат подхватил мешок, направился к Чистому арыку.
Поток искрился на полуденном солнце, блики играли на стволах пыльных тополей, песня бегущей издалека воды звала к себе, за собой, в себя. Не раздумывая, Ренат, соскользнул с бетонного берега, и тут же вскрикнул: после сорокаградусной жары ноги обожгло холодом, словно они по колено погрузились в ледяное крошево майского ледохода. Арык питали ручьи, бегущие в долину от подтаивающих снежных шапок Тянь-Шаня так стремительно, что не успевали нагреваться. Ренат вскарабкался по раскалённому бетону на берег.
– Вот тебе, бабушка и Юрьев день! Вот и поплескались! – он растёр окоченевшие ступни.
Но, как ни крути, а мыться больше негде. Намылившись скользким кирпичиком банного мыла, он по частям омывал холоднючей водой руки, ноги, спину и живот. Охал, покрикивал, покрякивал, как дед в деревенской бане, слезший с полка и опрокинувший на себя ушат, только что вытянутый из старого мшистого глубокого колодца. Кое-как ополоснувшись, выскочил на берег, выхватил из мешка махровое полотенце, приложил к лицу. Полотенце пахло домом, детством, заботливыми мамиными руками. Ренат долго вдыхал этот родной аромат, пока не защипало глаза. Тогда он тряхнул головой, решительно растёр тело. Искусство не думать в определённом направлении осваивалось постепенно.
