То, что в мире есть «что-то ещё» Ренат познал довольно рано.
– Присядь быстро-быстро раз двадцать! – скомандовал белобрысый нескладный Никитка.
Никитке недавно исполнилось двенадцать, он жил в соседнем дворе, каждый день прибегал играть в футбол на площадку за синей голубятней.
Ренат присел двадцать пять раз на своих кузнечиковых ногах, запыхался, раскраснелся.
– Теперь встань к дереву, полностью выдохни и не вдыхай.
Ренат задержал дыхание, прижался спиной к истрескавшейся коре исполинского дуба, который заслонял кроной полнеба, и спасал детвору от немилосердного полуденного июльского солнца Среднего Поднепровья, где Ренат проводил лето. Никитка сложил худые ладони в замок, что было сил надавил Ренату на грудь, упираясь ногами в покрытую жухлым листом землю.
Ренат не осознал, не понял, когда и куда исчезли Никитка, житомирский двор, и весь знакомый вдоль и поперёк мир счастливого советского детства с бабушкиными блинчиками и вишнёвым вареньем. Со снами похожая история: вот ты ещё думаешь о мушкетёрах из толстой книжки в солидном тканевом переплёте с золотым обрезом, глазом моргнул – и уже крадёшься в зарослях мокрой кокколобы вдоль раскисшей дороги, вместе с другими охотниками, сжимая в руке каменный топор, а в ушах гремит голос Большого Змея….
Только что на грудь больно давили костлявые никиткины ладошки, на той стороне двора какая-то тётка истошно орала на ирода, что всю кровь из неё высосал – и сразу тишина, темнота, каких и представить до того было нельзя. Но вот темнота ожила, забродила, в самой её сердцевине зажглись сполохи, как в чёрном космосе над Белым морем в трескучий мороз, только не зелёные, а голубые; закружились холодными фиолетовыми узорами на теле невидимого Нага, танцующего гипнотический, гибельный, но не страшный танец. Поверх и вне этого колдовского узорочья проявилось лицо женщины, того же цвета и той же природы. Ренат никогда раньше не видел этого лица, он даже представить не мог, что красота может быть такой полной и окончательной. Хотелось остаться здесь навсегда, не было на свете причин существовать где-то ещё.
Но появилось что-то раздражающее, тормошащее, отчего волшебство начало таять.
Открыв глаза, Ренат увидел над собой перепуганного Никитку.
– Ты зачем меня разбудил? Сам же говорил: «усыплю, посмотришь мультики»! И что? Сам же и мешаешь. Дурак, что ли?
– Ага. Дурак. Сам ты дурак! Ты как стоял, так и хлобыстнулся на землю, как доска.
– И что? Мне стоя надо было вырубаться?
– Это ладно! Ты полежал чуть-чуть, а потом дёргаться начал страшно. Я думал, ты помираешь. Испугался, да. И ты испугался бы! Так ты ещё очухался не сразу, я тебя пять минут тряс, думал, за взрослыми бежать придётся.
– Ну и зря, мне хорошо было.
– И что ты там видел такого?
– Я видел … – Ренат никак не мог подобрать слов. Он закрыл глаза, снова увидел колдовской лабиринт, волшебное лицо, но не ясно, гадательно. – Я видел Фиолетовый Свет.
Забыть это происшествие Ренат не мог, как и объяснить его смысл. Сердце шептало, что важнее явившегося в странном видении в жизни мало что будет, а разум молчал. Так и остался в памяти Фиолетовый Свет чётким знаком, указывающим не понятно на что.
Через несколько лет, когда перед Ренатом открылись практики изменения сознания, выхода в астрал и медитации, у него проявились удивительные способности: то, что другим не давалось, ему само шло в руки. Тренер Александр Аркадьевич, обучавший его у-шу, говорил:
