– А это?
– Ты дальше посмотри.
Олеся перевернула страницу и посмотрела на Кольку:
– Что это?
Он заглянул в тетрадь.
– Это следующая контрольная.
– Какая следующая?
– Которую я напишу в следующий вторник.
– Издеваешься?
– Ты листай тетрадку, листай.
Олеся снова перелистнула страницу, потом ещё одну.
– Ого, четвёртый вариант! Отличником заделался?
– Ты же со мной занимаешься.
– Зачем тебе занятия, если ты все задачи наперёд знаешь.
– Я их не знаю.
– Ты же все их записал!
– Я их не писал.
– Но это же твой почерк!
– Так и знал, что ты не поверишь, – с досадой произнёс Колька.
Олеся помолчала, потом сказала:
– А ты расскажи всё по порядку.
Коля и рассказал. И про подвал, и про метро, и про пещеру, и про две тетради. Они сидели на бортике детской песочницы. Олеся чертила прутиком на песке квадратики, потом перечёркивала их косыми крестами.
– Вот и всё. Не веришь?
– Почему же. Только этого не может быть.
– Но ведь было! И есть. Завтра Рудольф раздаст тетради, сама сравнишь.
– Хорошо. Завтра сравню. А потом будем заниматься физикой. Мы ведь будем заниматься?
– Будем…
Помолчали. Потом Олеся как-то по-взрослому сказала:
– Правда, я тебе верю. Только не надо больше меня обманывать.
Колька покраснел. Он ведь не рассказал, как у Кузнечика тетрадь по физике превратилась в тетрадку по английскому.
Рассказал на следующий день.
Олеся, как обычно, напоила Кольку чаем с пирожками, а потом уселась изучать тетрадки. Она не стала, как ребята, сличать тексты, а достала лупу и на первой же странице стала рассматривать буквы. Потом позвала Колю:
– Смотри. Любую букву. Например, «а».
– Ну?
– Глаза у тебя есть? Сравни форму линий. Они абсолютно одинаковые. Это же дрожание руки, его невозможно подделать. Такое может быть только на ксерокопии.
– Но я не копировал.
– Знаю. Эти две тетрадки вместе просто не могут существовать. Их надо отдать в научный институт. Я покажу папе, он придумает – куда.
– А как же физика? Что Рудольф скажет?
– Зачем тебе тетрадка, если со мной занимаешься? Или больше не хочешь?
Кольке было жаль расставаться с тетрадью, и он решил рассказать всё.
– А вдруг с Институтом не получится? Знаешь, чего у нас вчера с Кузнечиком вышло?
И поведал, как его тетрадь по физике у Кузнечика превратилась в тетрадь по английскому.
Олеся вытаращила глаза, даже косички стали дыбом.
– Врёшь! Такого быть не может.
– А такое может? – и показал на две тетрадки.
– Давай проверим!
– Как?
– Подожди! – убежала и вскоре воротилась с красной папкой, – Кладём сюда тетрадь и завязываем. И пишем: шестнадцать тридцать. И всё это – в мой ранец. Говоришь, у Кузнечика она быстро превратилась?
– Да сразу. Рудольф подошёл, велел тетрадь отдать – а она уж инглишем исписана. Представляешь, какую он рожу скорчил!
– Нехорошо так говорить о преподавателях.
– Так если бы я что о его роже сказал, было бы, может, и нехорошо, – обиделся Колька. – Так он ведь чужую скорчил, у него таких не бывает.
– Как думаешь, – Олеся пропустила мимо ушей его оправдания, – уже превратилась?
– Давай, посмотрим!
Вытащила папку, развязала, Колька выхватил тетрадь, раскрыл и разочарованно промычал:
– Физика, как и была.
– Наверно, мало времени прошло.
– Ладно, пусть ещё полежит.
– Всё. Занимаемся. А то не получишь обещанную пятёрку.
– А как же без тетрадки?
– А так. Как прочие обычные люди. Своим горбом.
– Ладно, – вздохнул Колька, – давай как обычные.
