Ткачи пустоты. Книга 1: Искра в пепле - страница 2

Он медленно протянул руку, пальцы, усиленные сервоприводами, дрожали от смеси страха и благоговения. Шепот Железа внутри него, тот самый, который помогал ему выживать, теперь превратился в оглушительную симфонию, где каждая нота, каждый аккорд кричали, требовали, умоляли: «Возьми! Он твой! Он ждал тебя!»

Кай осторожно коснулся гладкой, прохладной поверхности артефакта.

Прикосновение обожгло его, словно разряд статического электричества, но не болью, а… чем-то иным. Чем-то, что заставило все его нервные окончания вспыхнуть, а импланты – на мгновение сбиться с ритма.

Осколок был гладким. Удивительно холодным, несмотря на окружающую духоту. И… живым? Да, именно это слово пришло ему на ум. Он не был похож ни на что, что Кай когда-либо видел или трогал в Ржавой Яме. Это было нечто иное. Нечто, что не принадлежало этому миру гор мусора, ржавчины и отчаяния. Нечто, что могло стать его спасением. Или его погибелью.

Но Зов был слишком силен. И Кай, забыв на мгновение об осторожности, о «Воронах», о Клешне, о всей своей прошлой жизни, подчинился ему.

Глава 2: Шепчущий Осколок

Пальцы Кая сомкнулись на прохладной, гладкой поверхности. Артефакт, или Осколок, как он его тут же мысленно окрестил – это название пришло к нему само, словно было зашито в самый Нуль-Поток реальности – легко отделился от оплавленных обломков, словно ждал именно этого прикосновения, томясь в своем тысячелетнем заточении. Он был тяжелее, чем выглядел, его вес приятно ощущался в ладони, словно камень, налитый свинцом или какой-то неизвестной плотной материей. Пульсация, которую Кай ощущал еще до того, как коснулся его, стала отчетливее, отдаваясь легкой, но настойчивой вибрацией в костях руки, распространяясь от кончиков пальцев вверх по предплечью, к самому сердцу.

На мгновение, лишь на краткий удар сердца, страх перед «Воронами» отступил. Он был вытеснен благоговейным трепетом, острой, почти болезненной любознательностью и каким-то новым, странным чувством – чувством принадлежности. Осколок, этот чуждый, внеземной камень, казался ему до боли родным, словно потерянная часть его самого. Кай быстро, почти инстинктивно, сунул Осколок за пазуху, под пропахшую потом, машинным маслом и кислотой куртку из синтетических волокон. Странное, почти электрическое тепло начало исходить от него, согревая кожу сквозь тонкую ткань заношенной рубахи, отгоняя привычный холод Ржавой Ямы.

Обратный путь из сектора «Воронов» был еще более напряженным, чем путь туда. Теперь ему было что терять. За пазухой билось сердце чего-то невообразимо ценного, нечто, что могло перевернуть его никчемную жизнь с ног на голову. Каждый шорох за спиной, каждый отдаленный лязг металла, каждый скрип прогнившей балки заставлял его сердце сжиматься от предчувствия беды. Но Зов внутри утих, сменившись тихим, почти мурлыкающим гулом, который, казалось, исходил прямо из его груди, где покоился Осколок. Этот гул был похож на колыбельную, он успокаивал, придавал хрупкую, но несокрушимую уверенность. Казалось, сам Осколок шептал: «Я с тобой. Мы справимся».

Наконец, спустя мучительный час, полный острых предчувствий и затаенного дыхания, он добрался до своего убежища. Это был старый транспортный контейнер, кое-как втиснутый между двумя обвалившимися бетонными плитами на окраине относительно безопасного жилого сектора, если в Ржавой Яме вообще можно было говорить о безопасности. Дверь, кусок ржавого листового металла, снятый с какой-то древней грузовой машины, держалась на одной петле и скрипела так, что слышно было, наверное, на другом конце свалки, разнося вести о его возвращении. Внутри царил полумрак, густой запах затхлости, прелой органики, плесени и его собственного пота. Из обстановки – лишь сколоченный из старых покрышек топчан, накрытый дырявой мешковиной, самодельный стол из пары ящиков и примитивная полка, заваленная всяким барахлом: скрипучими инструментами, найденными деталями, которые могли пригодиться для починки или обмена, и скудными запасами консервированной воды и безвкусной питательной пасты.