На металлическом столе под тусклой лампой лежало тело. Уже не в ледяной глыбе – ее растопили паром и горячей водой. Теперь это был просто труп неизвестного мужчины. Бледная кожа, синеватые губы, слипшиеся волосы. И те самые широко открытые глаза, которые, казалось, до сих пор смотрели на что-то невидимое в потолке морга. Даже смерть не смогла стереть с его лица выражение предельного, застывшего изумления.
Рядом стояли Волков и Петров. Волков рассматривал тело внимательно, профессионально отстраненно. Петров старался не смотреть на лицо – от него до сих пор бежали мурашки.
Патологоанатом, немолодой уже мужчина по фамилии Шерстнев, с усталыми глазами и руками в вечных желтых пятнах от химикатов, закончил предварительный осмотр и вытирал руки ветошью.
– Ну что, товарищ Шерстнев? Ваши выводы? – спросил Волков, не отрывая взгляда от трупа. Голос его в гулком помещении морга звучал особенно резко.
– Предварительно – все та же асфиксия в результате общего переохлаждения, – пробурчал Шерстнев, закуривая. Дым папиросы смешался с запахами морга, создавая совсем уж невыносимую атмосферу. – Воды в легких нет, значит, не тонул. Замерз. Классика для этих мест.
– Классика? – Волков скептически поднял бровь. – Вы находите позу, в которой его обнаружили, классической?
Шерстнев пожал плечами.
– Всякое бывает при замерзании. Мышечные спазмы, трупное окоченение на морозе может такие фортели выкинуть… Но… – он запнулся.
– Что «но»? – тут же подхватил Волков.
– Есть странности, – Шерстнев потер лоб. – Ткани… Они… необычные. Слишком хорошо сохранились для предполагаемого времени нахождения во льду. Почти как при криогенной заморозке. И структура клеток… Под микроскопом видно… Они словно… стеклянные? Очень хрупкие. Я такого раньше не видел. Будто не просто замерзли, а… кристаллизовались мгновенно.
Волков нахмурился.
– Кристаллизовались? Что это значит?
– Понятия не имею, – развел руками Шерстнев. – Нет такого в учебниках. Возможно, какой-то неизвестный химический реагент попал в организм перед смертью? Или… что-то другое. Но пробы на основные яды отрицательные. Алкоголя в крови тоже минимум, так, для запаха. Он был трезв.
Петров слушал молча, но слова Шерстнева эхом отзывались в его голове. Мгновенная заморозка. Кристаллизация тканей. Он вспомнил рассказы своего деда, старого рыбака, который клялся, что в молодости видел, как во время странной байкальской бури, когда небо светилось зеленым огнем, олень, бежавший по берегу, вдруг застыл на месте, превратившись в ледяную статую. Дед называл это «дыханием Хозяина» или работой «замороженных духов», которые иногда вырываются из трещин во льду. Тогда Петров только посмеивался над стариковскими байками. Сейчас было не до смеха.
– То есть, вы хотите сказать, что он мог замерзнуть… моментально? – спросил Волков, явно пытаясь уложить слова Шерстнева в свою рациональную картину мира. – Как это возможно?
– С точки зрения известной мне медицины – невозможно, – прямо сказал Шерстнев. – Но я вижу то, что вижу. Структура тканей изменена на клеточном уровне. Как будто его пропустили через… не знаю… какой-то сверхнизкотемпературный шок. Выходящий за рамки обычного природного замерзания.
Волков потер подбородок, глядя на неподвижное тело.
– Интересно… Это меняет дело. Или усложняет. Спасибо, Шерстнев. Подготовьте подробное заключение. Особенно по этим… кристаллам в тканях. Возможно, потребуется экспертиза в Москве.
