Петров впился глазами в строчки. Дальше шло самое интересное. «Тело было обнаружено товарищами по артели в странном, неестественном положении,» – коряво сообщал безвестный корреспондент. – «Признаков борьбы или нападения хищников не обнаружено. Медэкспертиза установила смерть от переохлаждения. По предварительной версии, смерть наступила в результате несчастного случая во время внезапного бурана, сопровождавшегося, по словам очевидцев, необычными атмосферными явлениями».
И все. Никаких подробностей. Какое «неестественное положение»? Какие «необычные атмосферные явления»? Дело наверняка быстро закрыли, списав все на стихию и разгул контрреволюции, мешавшей строить социализм. Тридцать восьмой год – время было такое, не до загадок природы.
Но для Петрова эти несколько строк прозвучали громче набата. Тот же район. Та же смерть от холода без видимых причин. Та же «неестественная поза». Даже упоминание странной погоды. Словно эхо, долетевшее сквозь два с лишним десятилетия.
Он откинулся на спинку скрипучего стула, чувствуя, как по спине пробежал холодок, не связанный с промозглой атмосферой архива. Это уже не было просто совпадением. Это был паттерн. Призрак прошлого, протянувший ледяные пальцы в настоящее.
Значит, их замороженный – не первый. Значит, что-то происходит в этом районе Байкала уже давно. Что-то цикличное, страшное, выходящее за рамки привычной логики. И байки деда о «замороженных духах» внезапно перестали казаться просто байками. Они стали похожи на искаженное временем предупреждение.
Петров аккуратно переписал данные заметки в свой блокнот. Это была слабая зацепка, почти эфемерная. Волков, скорее всего, снова отмахнется, скажет, что это притянуто за уши. Но Петров чувствовал – он на верном пути. Пути, который вел не только к разгадке смерти неизвестного мужчины, но и к какой-то древней, темной тайне самого Байкала. Тайне, которую озеро хранило десятилетиями, лишь изредка приоткрывая ее ледяной полог.
(Часть 9)
Петров как раз вернулся из архива, все еще ощущая на руках пыль десятилетий и легкий озноб от своей находки, когда в их с Волковым временном кабинете дребезжаще зазвонил телефон. Не "вертушка", обычный городской аппарат. Волков, погруженный в изучение каких-то схем и карт, которые ему явно передали не по официальным каналам, поморщился и кивнул Петрову – мол, бери трубку.
– Капитан Петров, слушаю.
Голос на том конце провода принадлежал дежурному по УВД, говорил он быстро и встревоженно.
– Игорь Матвеевич, тут ЧП. Из Усть-Баргузина звонили только что. Начальник местной геологоразведочной партии… Говорит, пропала связь с одной из их полевых групп. Вчера вечером должны были выйти на связь по рации – и тишина. Сегодня утром тоже.
Петров почувствовал, как внутри все похолодело. Он помнил слова Зуева о запросе из Обкома насчет пропавших геологов. Значит, то были не просто слухи.
– Какая группа? Где они находились?
– Группа номер семь, начальник – Кольцов. Четыре человека. Они работали в тайге, квадрат… – дежурный продиктовал координаты, – …это примерно семьдесят километров к северо-востоку от озера, район речки Большой Чивыркуй. Глухомань страшная. Говорят, там даже троп нормальных нет.
Волков поднял голову от своих бумаг, услышав обрывки разговора. В его глазах мелькнул острый интерес.
– Давно пропали? Есть какие-то версии? – спросил Петров, уже зная ответ.
