Тьма во мне - страница 11

Другое дело – Ториэн, серьезный и молчаливый, младший в семье, приходящийся ровесником мне, именно он был истинным сыном своего отца. Волею судьбы ему передался не только дар Хагамара, но и его внешность. Ториэн, как и Хьюго, словно был слепком своего отца в молодости, правда, пока лицо его не обрело ту пугающую резкость, которую имел старший малефик. Возможно, состарившись, годами занимаясь темным колдовством, он обретет такое же сходство с черепом, однако сейчас черты его лица были мягкими и привлекательными. Впрочем, самого Хагамара нельзя назвать некрасивым, в самом привычном понимании этого слова. В темноте или, особенно, в резком мерцании факелов, он скорее походил на создание иных опасных миров. Однако на свету, правильные черты его лица соотносились друг с другом в какой-то своей удивительной гармонии. Сам он походил на загадочную книгу, под мрачным кожаным переплетом которой скрывались белые страницы, полные удивительных глубоких мыслей. Узнавший малефика поближе понимал, насколько внешность его обманчива, и как разнится она с его добрым и честным характером.

Но вот Ториэн, имел вид не просто человеческий, но красивый, и даже очень красивый. На вытянутом лице линия скул была только слегка очерчена. Нос, имевший небольшую горбинку у самой своей вершины, далее устремлялся ровной стрелой по направлению к тонким, но четко очерченным губам, на которых не часто появлялась улыбка. Бледная кожа, темные волосы, которые он, подражая отцу, уже начал отращивать. Правда, их еще не тронула седина. И в этой удивительной, не приторной красоте ощущалась необъяснимая сила, которая привлекала внимание, вызывала доверие и вместе с тем какую-то примесь страха неясной природы. Проницательный взгляд таких же голубых, как у Хагамара, глаз никогда не бегал бесцельно по сторонам, был устремлен всегда прямо, и вместе с этим как бы вглубь себя. Какие тайны мира видит он этими глазами? И все же, несмотря на звенящую синеву и живущую в Ториэне волшебную силу, в глазах его отсутствовало то едва уловимое свечение, которое я так часто видел в глазах Хагамара, и которое сразу выдавало в темном малефике его светлое нутро.

Впрочем, Ториэн всегда мне нравился, также как и Редерик. Оба они так различались и внешностью, и характером, что казалось, будто им никогда не найти общий язык. Но, в отличие от нас с Хьюго, они его находили всегда. Я удивлялся этой их семейной сплоченности и пытался разгадать секрет. Ведь Редерик – факел, легко зажигающийся новыми идеями, дарящий свет и тепло всем вокруг, любящий пустую трескотню и также легко гаснущий. Ториэн же – лед, этакий холодный принц, о котором мечтают девушки особо томной, поэтичной натуры. Он не любит тратить себя на всякие мелочи, зато если уж возьмется за какое-нибудь дело, то выполнит его основательно и непременно доведет до конца. Порой, подначиваемый братом Ториэн мог оживиться, и даже очень, разозлится, или же перенять беззаботное настроение Редерика. И тогда он развлекал нас фокусами, рассказывал удивительные истории из книг, недоступных нашему пониманию. Это были книги из личного собрания Хагамара, книги на древних, вымерших языках, которые можно было перевести только с помощью магии.

Сначала, мне казалось, зависти меж ними нет потому, что те части наследства, которые Хагамар собирался оставить им, равны в своей ценности. Редерик получает все материальные богатства, скажем, замок, земли, титул. Уделом Ториэна являются знания, умения и сила Хагамара, чего уже не мало. Находись все в руках одного из детей, второй непременно затаил бы обиду. Кроме того, мне казалось, что Миранда, рожденная в середине, служит как бы опорой, уравновешивающей эти две такие разные чаши весов. А потом я понял, что ответ куда проще, и никакого особенного секрета здесь нет. Просто Хагамар любит всех своих детей одинаково, и тем никогда не приходилось сражаться друг с другом за его внимание, признание и одобрение, как молодым росткам за лучи солнца. И в детях Хагамара не было той заносчивости, которая так часто бывает в людях высшего сословия. Человек, плохо знакомый с этим семейством, мог бы принять за высокомерие некоторую отстраненность Ториэна, но это была только глубокая задумчивость мыслителя, пытающегося уразуметь тайный смысл бытия. Вот и сейчас Редерик и Хьюго о чем-то оживленно переговаривались, о чем именно, я не обратил внимания. Ториэн же в разговоре не участвовал, а просто, молча, шел рядом.