Когда через четверть часа он стал подумывать о том, чтобы забрать одеяло из-под стола, енот вдруг закрыл окно. И вскоре он услышал тихо цокающие шаги в комнате.
– Ты же заморозишь свой фикус, – подал он голос.
Тони коротко хрюкнул и пошел спать. Наверное, это еноты так иронически хмыкают, решил он и вырубился.
Он занимался своим утренним кофе, оглядываясь то и дело на енота. Тот сидел, как ни в чем не бывало, на своем стуле, глядя в окно. Ноябрь делал вид, что вот теперь уже точно определился, он – зима. Начавшийся ночью снег, основательно все убелив к утру, сыпал теперь уже для проформы, мелкий и редкий. Тони с удовольствием и, ему так казалось, чуть ли ни с гордостью наблюдал за этим легким и прозрачным снегопадом. Как будто это его лап дело. Он налил молока, подогрел, вставил в кружку соломинку и поставил перед енотом на стол. Тони с радостью принялся за дело, улыбаясь ему голубыми глазами снизу вверх.
– Это ночью был разовый эксперимент или ты намерен теперь устраивать регулярные проветривания? – он отпил кофе, блаженство.
Тони смотрел на него, улыбался и тянул свое молоко через соломинку.
– Угу. Поискать что ли одеяло потеплее…
И тут енот кивнул.
– Я маме расскажу! – пригрозил он, и енот отвернулся улыбаться в окно.
– Как это – открыл окно?! Ты меня разыгрываешь. Тони сам открыл окно?!
– Вот именно.
– Да как же это может быть?
– Ну, вот так. Мы недооценивали его богатырскую силу.
Мама оглянулась. Богатырь, чуть поотстав, разглядывал писающую неподалеку собачку в несколько раз меньше него. Когда собачка, под его чутким наблюдением, закончила, она разразилась писклявым лаем в сторону нарушителя ее приватности, и богатырь припустил вперед.
– А не будешь за дамами подсматривать, – пристыдила его мама и вернулась к теме: – Тони! Тони, ты что, правда открывал ночью окно в кухне?
Енот, излучая неистребимое добродушие, кивнул. Миссионер на допросе, подумал он и хмыкнул.
– А зачем? – изумилась мама.
– Тут, пожалуй, все-таки слово возьму я, – он улыбнулся. – До этого он, по своему уже обыкновению, слушал радио…
– Что у тебя настроено? – встревожилась мама, словно речь шла о воспитании музыкального вкуса ее внука.
– Джаз.
– Хорошо, – мама явно успокоилась. – Продолжай.
– Спасибо, – он кивнул. – Он несколько ночей его уже слушал. А этой ночью вдруг выключил.
– Сам?!
– Ну, разумеется, сам. Сам включает – сам и выключает.
– Тони! – мама ошарашенно посмотрела на енота, тот вышагивал, невинно глазея на фонари.
– Ну так вот. Выключил он радио. И вместо того, чтобы прошлепать на свое место, он взял и открыл окно.
– Как же ты это допустил?!
– Мам, я спал!
– Как это ты спал, если ты слышал, как Тони выключил радио?! – мама негодовала.
– Ну, э-э, да. В этот момент не спал, он что-то уронил со стола, и я очнулся. Но я ж не думал, что он на это способен. Он же партизан. Ему поезда только под откос пускать. Вражеские.
Богатырь и партизан поравнялся с ними и, заглядывая им в глаза по очереди, бочком направился в сторону булочной.
– Ишь, понравилось сдобу лопать! – заметил он.
– Тони, это разве здоровая диета для молодого енота?! – мама пыталась посмотреть строго, но не вышло. – Ладно. Ты, кстати, посмотри в своем интернете, что ему можно, что нельзя, – сдала она позиции и пошла за енотом.
– Тони! – обрадовался паренек за прилавком. – Здравствуйте, – поприветствовал он и пришедших с енотом. – Можно ему орех?
