Да ну, это же весело! А где еще повеселиться, как не здесь. И потом, хочется чего-то такого… необыкновенного. И вообще – считай, что ты меня убедил.
Я сказал это, и тут же неожиданно для себя понял, что это действительно так. Мне действительно сейчас отчего-то хотелось чего-то такого, что не случается каждый день. Ну вот как например тот резак. Найти бы еще такой же. Или даже что-то получше. Но как я не смотрел себе под ноги последние дни, ничего такого мне больше не попадалось. Оставался только вариант с прыжком, который мог бы частично утолить этот странный голод.
Необыкновенного… – протянул Эрен. – Хм. Странно такое слышать от тебя. Вот мой отец ведет себя как-то действительно необыкновенно уже второй день подряд.
Опять тебе досталось?
Досталось? Нет, что в этом было бы необыкновенного-то? Наоборот, он вдруг стал спрашивать, как у меня дела. Представляешь? И даже вроде выразился, что он очень рад, что мы с тобой дружим. Я чуть жуком не подавился. Да и он сам, похоже, тоже понял, что зашел очень далеко.
Ого. – искренне озадачился я. – Не похоже на твоего отца.
Вот-вот. А ты говоришь – необыкновенного.
Ну так радуйся! Это же намного лучше, чем выслушивать постоянно, как он тобой недоволен, и получать от него подзатыльники.
Я так же думал вчера. И даже пробовал радоваться. А сегодня уже не уверен. Это очень странно. С чего бы вдруг? Я же не изменился, а это значит, что изменился он. А почему? Или зачем? Это все мне не нравится.
Ну знаешь, тебе не угодить.
Да, это точно. – Эрен вздохнул, и я отчетливо увидел, что он на самом деле сильно переживает.
Но у меня есть идея, как из тебя выбить эти ненужные мысли. – я поднялся, изобразив, что мне больно и я устал, хотя я чувствовал себя отлично. Но я видел, что именно так себя чувствует сейчас Эрен, и отчего-то знал, что ему будет приятнее видеть, что не ему одному приходится тяжело. – Полезли наверх, и давай еще попробуем прыгать. Мне кажется, мы можем лучше. Нет, я в этом даже уверен. Намного лучше.
В этот день мы выложились полностью. Так, что даже у меня ныли ноги, и хотелось просто лечь и лежать. На Эрена и вовсе было жалко смотреть, особенно на то, как он шел, натурально пошатываясь на ветру, как молодое деревцо. Однако, такое издевательство над телом явно пошло на пользу духу Эрена, и он к концу для совсем повеселел, снова став самим собой. Этот факт улучшил и мое настроение, и мы провели весь путь назад, устало подшучивая друг над другом. Попрощавшись с Эреном у самого его дома я подумал, что в такие дни даже вечная белая дымка становится приятной и мягкой на вид.
Я предполагал, что получу если не нагоняй, то как минимум укоризненный взгляд от отца за то, что пропустил сегодняшний "урок". Однако, отца дома я не застал. Конечно, занятия с отцом не были для меня обязательными, да и вообще, их как бы вообще не существовало, но для отца наши занятия были очень важны, и он сердился всякий раз, когда я (по его мнению) думал недостаточно быстро и хорошо. Да и надо признать, отец умел удивительно складно и хорошо рассказывать те вещи, которые его занимали. Он рассказывал их так, что ты поневоле втягивался, вслушивался, и действительно представлял себе все те чудеса, которые, по его мнению, могли окружать наш Вильм.
Когда я был поменьше, мне порой снились добрые великаны, которые ходили прямо по воздуху вокруг нашего маленького Вильмa, по колено в дымке, и смотрели на нас с улыбкой, не показываясь нам на глаза. Правда, пару раз в моих снах великаны вдруг злились на нас, и ударяли своими кулаками по одному краю так, что Вильм кувыркался, сбрасывая нас всех вниз, вниз, в никуда. И мы падали, замирая от страха, и падение это никогда не заканчивалось, лишь многократно умножая страх. Наверное, я во сне тогда кричал, потому что всякий раз меня будила мать, то встряхивая меня, то прижимая к себе. Я один раз рассказал ей про свои сны, и вот тогда они с отцом сильно поругались. Я, забившись в дальний угол жилища, плакал от того, что родители ругаются из-за меня, из-за моих снов. Позже, когда мать ушла от нас, я стал думать, что может быть дело было не только в снах.
