В эти моменты, когда он стоял рядом с ней, внешне спокойный, но с бушующей музыкой внутри, волк знал: она его судьба. И он примет ее. Потому что без нее не было бы и его.
Когда появились волчата, Вера легко вписалась в новую роль матери. Ее движения стали более мягкими, а в глазах зажегся свет заботы. Она смотрела на своих детенышей с такой любовью, что Одвин порой ощущал себя лишним рядом с ними. Волчица вылизывала их шерсть до блеска, согревая своим теплом, когда ночи становились холодными. Она следила за каждым их движением, каждым звуком, который они издавали. Если один из волчат отползал слишком далеко, она мгновенно оказывалась рядом, аккуратно хватая его за загривок и возвращая в безопасное логово. Вера наблюдала за ними с терпением, которое казалось бесконечным. Она позволяла им кусать ее за уши, хватать за хвост и даже взбираться на нее, как на гору. Но если игра становилась слишком шумной или опасной, она тихим, но твердым рыком возвращала порядок. Ее голос, обычно такой грозный, теперь звучал как мягкое предупреждение.
А иногда, глядя на своих волчат, Одвин задумывался о том, как они справятся в мире, полном опасностей. Вера, казалось, чувствовала это. Она подходила к нему, успокаивая его, как будто говоря: «Все хорошо. Все идет своим чередом».
Шло время, и Одвин стал учить щенков охотничьим премудростям. Он показывал им, как правильно идти по следу, различать запахи в лесу, где найти добычу и как незаметно подкрасться к ней. Однажды осенью Одвин привел их к широкой поляне, где пересекались следы зайцев и косуль. И волчата тут же оживились, принюхиваясь, изучая каждую деталь. Они с любопытством зарывали носы в уже начавшую желтеть траву, а волк терпеливо следил за каждым их шагом, поправляя, если они ошибались.
Перезимовали в том году удачно. Окрепшие щенки познавали новый для себя мир, радовались выпавшему снегу. Как дети резвились и скакали по укрывшему всю землю белому холодному покрывалу. Совали носы в пушистые сугробы, выдувая облачка пара, и все казалось им новым и необычным. Их лапы утопали в снегу, оставляя за собой следы, которые тут же скрывали падающие снежинки. Любопытство не знало границ: щенки то зарывались в сугробы, пытаясь поймать след мыши или зайца, то переворачивались на спину, стараясь почувствовать этот удивительный белый мир всем телом.
Одвин и Вера наблюдали за ними со стороны. Волк стоял на вершине холма, его серая фигура выделялась на фоне белоснежного ландшафта. Вера лежала неподалеку, лениво положив голову на лапы. Светлый мех почти сливался со снегом, и лишь блестящие глаза выдавали ее присутствие.
Жизнь стаи волков в лесу была похожа на величественную симфонию – грандиозную, полную контрастов, где в каждом мгновении ощущались и высокая трагедия, и глубокая драма, и светлая надежда, и тихая грусть. В ней неизбежные удары судьбы переплетались со спокойствием и гармонией окружающего их леса. Охота и опасность сменялись проникновенным безмолвием лунной ночи, создавая единый поток, в котором радость и боль шли рука об руку.
И в этой великой песне жизни, в этой оде радости Вера была голосом, полным силы и нежности, а Одвин был дирижером. Они дополняли друг друга, как два начала, без которых симфония была бы неполной.
