От храма вверх поднималась короткая каменная лестница с узкими ступенями неровной формы. Низкий, грубо вырубленный в серо-желтой скале проход освещался лучами солнца и заканчивался небольшой смотровой площадкой, которая вела в кладовую (или, по-монастырски, келарню). Последняя представляла собой помещение с высокими потолками, предназначенное для хранения продуктов. В углу стояли глиняные пифосы, прикрытые деревянными крышками. В них хранились запасы зерна, сушеные фрукты, сухари, питьевая вода и самое драгоценное – мед, который поддерживал силы в долгие зимние месяцы. Рядом лежали пучки лекарственных трав – железница, бессмертник, зверобой, а в маленьких деревянных сундучках – соль и специи, привезенные из далеких земель.
Монастырь располагался на обрыве горы, а у подножия скал в долине реки ютилась маленькая деревня Мармара. Часть продуктов приносили ее жители, а часть Антоний обменивал на целительные порошки собственного изготовления у проезжающих мимо в город Дорос генуэзских купцов. Столица православного княжества Феодоро находилась неподалеку на вершине горы- останца и считалась неприступной крепостью.
Местные часто обращались к нему за помощью. Кто приходил за советом, кто – за утешением, а кто – просто за добрым словом. В деревне Антония за глаза любовно звали наш святой. Несколько лет назад, зимой, поскользнувшись на ледяной корке, покрывшей за ночь каменный проход, монах упал с верхнего яруса монастырской скалы, пролетев метров двадцать вниз на камни. Должен был разбиться насмерть, но вышло по-другому, он и сам не мог объяснить, как так случилось. Ни царапины не было, похромал разве что неделю.
– Не иначе как Бог уберег для своих, известных только ему целей, – решили деревенские.
Закончив молиться, Антоний, привычно опираясь одной рукой на стену, поднялся в кладовую. Задумчиво глядя на расстилающуюся перед ним долину, всю покрытую зеленью, перекусил вчерашней пшеничной лепешкой, помакав ее в горшочек с медом. Подул ветер, и окрестные вершины прибрежной гряды гор внезапно скрылись в набежавших облаках. Правее, совсем вдали, уже у самого моря, на Крепостной горе угадывались строения Верхнего города генуэзской крепости Чембало.
– Там, за бескрайними просторами Черного моря, лежит Византия, – вздохнул монах.
Окончив трапезу, Антоний поднялся, перекинув через плечо корзину для хвороста, и отправился в лес. Он не спеша шел по тропинке; вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шорохом ветра в кронах деревьев. По пути вдруг нахлынули воспоминания, образы из прошлого вставали перед глазами.
Простой ныне монах был из рода Кантакузинов, древней и влиятельной семьи, которая играла важную роль в политической и церковной жизни Византии. И будучи наследником этого рода, он не мог не осознавать ответственности, которую налагало на него происхождение. С самых ранних лет он был погружен в зыбкую атмосферу великого прошлого, мрачного настоящего и тревожного будущего, царившую при дворе и связанную с закатом империи.
Высокие налоги, междоусобицы и постоянные войны с внешними врагами истощали ресурсы государства. Само византийское общество, когда-то славившееся своей строгостью и моралью, постепенно растеряло эти качества. Религиозная жизнь тоже изменилась, хотя обряды и церемонии оставались важной частью, их глубокий духовный смысл был утрачен.
Монах вспомнил Великий дворец, где он часто бывал в юности. В величественных мраморных залах звучали голоса политиков, историков и священников, до хрипоты споривших о путях спасения государства, чьи границы уже давно были стиснуты в железном кулаке Османской державы.
