Три года - страница 3

На кухне стоял густой дым от папирос, тогда еще не знали о пассивном курении, да и о вреде табака нигде не писали, единственное, я зажимал иногда нос и кричал «фуууу», после чего дедушка с улыбкой ладонью разгонял дым. Мы завтракали, обсуждая новости, семейные и другие дела. В гостиной еще стоял папиросный дым, но я бежал кланяться. По корейским традициям в этот день внуки обязательно кланяются старшим в пол, это означает пожелание здоровья, счастья, удачи. За это дедушка всегда давал рубль, а иногда и целых три.

Так проходила чеса в первый день Нового года в нашей семье. Когда дедушки не стало, уже мой отец проводил чесу, и мы с Максимом первого января каждого года ранним утром всегда в пиджаках приезжали к моим родителям. Уже будучи взрослым, осознаешь всю ценность этой традиции, ибо здесь не только выказывание уважения родителям и почитание усопших: когда мы кланяемся, то вспоминаем и выражаем почтение, благодарность, тем самым подавая пример нашим детям, которые, надеюсь, будут продолжать традиции.

Справедливости ради скажу, что в советском обществе на бытовом уровне существовало множество примеров дружбы между людьми разной национальности. С улыбкой вспоминаю своего школьного друга Андрея Куянцева. Началась наша дружба после того, как мне поручили взять над ним шефство – над главным хулиганом в классе. Это была действительно искренняя юношеская дружба, ради которой, как говорили раньше, мы готовы были поделиться последним куском хлеба, рубашкой. Каждое утро мы встречались возле моего пятиэтажного дома (к тому времени мы переехали из частного сектора в хрущевку), вместе шли в школу и возвращались обратно тоже вместе. Я любил бывать в гостях у Андрея, он угощал меня борщом. Какой же ароматный и вкусный борщ готовила его мама! Он подавался со сметаной и обязательно с корочкой белого хлеба, а на дне тарелки всегда был кусок мяса. Мне казалось, ничего вкуснее в жизни не ел. Пишу об этом и словно ощущаю во рту тот мягкий, сладковатый и нежный вкус. На все мои просьбы приготовить борщ дома моя мама лишь улыбалась. В корейских семьях просто не готовили этот суп, да и не умели.

Вместе с Андреем мы мечтали. О джинсах, которые можно было приобрести по великому блату; хотели обязательно выполнить свой интернациональный долг в Афганистане и стать героями. Пытались дружить с девчонками, верили в любовь, добро – такими были искренними юношами с чистыми помыслами. Но подобная дружба была исключением из правил, смешанные компании оставались редкостью как среди взрослых, так и у подростков. Какое-то недоверие, взаимная недоброжелательность существовали между корейцами и русским населением Сахалина, нередко случались молодежные драки по национальному признаку. Со школьных лет я уже понимал, что не принадлежу к так называемой титульной нации, периодически мне об этом напоминали либо в грубой форме, либо мягко, намеками.

Я впервые столкнулся с ксенофобией в восьмилетнем возрасте: меня, маленького мальчишку, из-за моей национальности грязно обругал на дороге пьяный мужчина. Конечно, в детстве такие вещи очень пугали. Я ощущал себя словно гадкий утенок из сказки Андерсена, которого и куры клевали, и утки щипали, и люди толкали. Я рано понял, что не похож на других, и за это легко меня можно обидеть. Даже школьные учителя, которым стоило бы прививать детям терпимость и взаимное уважение, на деле нередко унижали учеников. Была у нас учительница русского языка и литературы по имени Инна Дмитриевна, невысокая женщина с большой тёмной копной волос, наверное, это был парик, по которому я её и запомнил, да ещё по едким и пренебрежительным замечаниям в адрес учеников корейской национальности.