Три года - страница 4

– Даже Слава выучил, что такое причастие! – говорила она, обращаясь к классу, но с таким сарказмом, что фактически это означало «какой-то корейчонок смог выучить определение, а вы, балбесы, этого не можете сделать».

Поначалу всё это рождало во мне недоумение, приносило страдание и даже боль. Но ко всему привыкаешь. Я взрослел и всё хладнокровнее воспринимал оскорбления и пренебрежение в свой адрес, научился хитрить, знал, где нужно промолчать, а где сжать кулаки и достойно ответить. Такова была объективная реальность, в которой я учился жить. Уже будучи подростком, чётко уяснил: если я хочу чего-то добиться, нужно трудиться в два раза больше, чем мои сверстники славянской национальности.

Но успехами на уроках я обязан не столько собственному трудолюбию, сколько примеру моего отца – настоящего интеллигента.

В отличие от соотечественников, насильно мобилизованных японцами, мой дедушка Сон Гун отправился на Сахалин, «чтобы дать своему сыну Ден Гу образование, возможность выбиться в люди и получить материальные блага». Я с детства слышал эту семейную легенду, но уже сильно позже понял, что её придумал сам дедушка для моего отца, когда тому было девять лет. Надо же было как-то объяснить вынужденный переезд в другую страну и свой тяжелый физический труд. Стимул сработал. Мой отец часто рассказывал мне, как именно благодаря дедушке, который приехал на чужбину, работал на шахте и лесозаготовках, терпел лишения и страдал от холода и голода, отец смог получить образование. Старший сын в корейской семье – надежда и опора родителей, а они, в свою очередь, сделают всё, чтобы сын смог учиться. И мой отец учился очень усердно. Он закончил четыре класса японской школы, семь классов корейской, за два года выучил русский язык, окончил советскую школу, затем педагогический институт, работал учителем математики и физики. В первый год учебы отцу очень тяжело давался русский язык, его даже хотели оставить на второй год. Но только с личного распоряжения директора школы, которая видела его огромное стремление к учебе, отцу разрешили пересдать экзамены по языку. Вот такой длинный и трудный путь он прошел.

Моего отца очень ценили среди земляков. Многие корейцы плохо понимали русский язык, не умели на нём писать или совсем его не знали. К отцу постоянно обращались по самым разным вопросам, и никому он не отказывал, помогал бескорыстно. Хотя нет, иногда его всё же благодарили – компотом из абрикосов, это считалось дефицитным товаром. Мне очень нравилось есть абрикосы, а затем молоточком азартно колоть косточки и извлекать орешки.

По старой корейской традиции взрослые люди на улице могли спросить:

– Нуги адыль имнида (чей ты сын)?

Я всегда с гордостью отвечал:

– Нэ дульти адыль У Ден-гу имнида (я второй сын У Ден-гу), – и получал в ответ одобрительные возгласы и уважительные кивки головой:

– Нэ-нэ далмата абоди (да-да, очень похож на своего отца)!

Это сыграло большую роль уже в моём воспитании. Я понял с детства: если хочешь уважения к себе, нужно научиться отдавать, не требуя ничего взамен. В молодые годы я копировал отца, пытаясь создать домашнюю библиотеку: выписывал литературную газету, журналы, газеты, старался много читать. Отец очень любил русскую литературу, и у нас дома были собрания сочинений Пушкина, Тургенева, Толстого, Гоголя, Чехова, Достоевского; зарубежная литература, мифология Древней Греции, разные энциклопедии. Книги эти приобретались с трудом по каким-то талонам, через каких-то знакомых.