Три Ярославны - страница 22
Теперь скажем, что за этим блюдом сидел один из варягов, оставшихся с Рагнаром, такой тучный, что кони не могли его носить, отчего он и был прозван Хрольв-пешеход. И этот пешеход глядел на стоящего вниз головой Магнуса с насмешкой.
Тогда Магнус напрягся и хотел перепрыгнуть блюдо, но не сумел, и все, что было на блюде, опрокинулось на Хрольва, замарав его одежду. И Хрольв, рассердясь, ударил Магнуса по руке, и тот упал со стола.
Тут поднялся большой шум, одни говорили, что зря хвастал Магнус, другие упрекали Хрольва. Вышата говорит:
– Простим обоим и посчитаем, что спора не было.
Пир снова пошел чередом, и гости скоро забыли о Магнусе, он же тихо сидел в углу, сжимая в руке топорик, и глаза у него горели, как у загнанного звереныша. И не сводил он их с золотой цепи на толстой шее Хрольва.
И вот, когда все стали расходиться, вдруг топорик просвистел и рассек золотую цепь Хрольва вместе с его шеей. А Хрольв упал и умер.
Вышата в тишине говорит:
– Ты что сделал?
Магнус гордо выпрямился и, как умел, сказал вису:
Тут все опять зашумели и обступили Магнуса, и некоторые хотели даже его убить, говоря, что он нанес удар в спину. И уже обнажились мечи, но Вышата отвел их, сказав:
– Не нам, низким, проливать королевскую кровь.
Он сгребает Магнуса в охапку и несет его по дворцу в покои конунга, и стража их пропускает. Ярислейв же лежал в постели, но не спал.
Вышата бросает Магнуса на постель и говорит:
– В другой раз стереги получше своего жеребенка.
Конунг приподнялся, оглядел обоих и говорит строго:
– Выбираешь неподобные слова.
– Он для этого довольно сделал, – говорит Вышата. – Убил Хрольва-пешехода в пиру.
Тогда Ярислейв спрашивает его, как было дело, и Вышата рассказывает. Магнус же, съежившись в страхе, молчит.
Конунг выслушал и говорит:
– Поступок, достойный конунга. Я заплачу за него виру.
И он отпускает Вышату. И, встав, берет плетку и говорит Магнусу:
– А теперь, когда мы одни, снимай порты.
И Магнус подчиняется, и конунг награждает его по-княжески, так что Магнус, не стерпев, начинает кричать и плакать. И в опочивальню конунга вбегают разбуженная Ингигерд и с ней Рагнар, по долгу начальника стражи.
И они смотрят с удивлением и ничего не могут понять, потому что Магнус уже одет и только размазывает слезы с соплями по лицу.
Конунг говорит Ингригерд:
– Сам не пойму, чего расплакалось дитя. Забери и утешь.
Магнус с княгиней уходят, и Ярислейв хочет отпустить также Рагнара, но тот говорит:
– Прости, княже, но я уже знаю обо всем.
– Грехи наши тяжкие, – говорит Ярислейв и ложится обратно в постель, но Рагнар все не уходит, делая вид, что оправляет свечи.
– Дурное сотворил Магнус, – говорит он, – и неведомо, что еще натворит.
Ярислейв вздохнул и говорит:
– Не моего он табуна стригунок, но я дал Олаву слово его вырастить.
Рагнар говорит:
– Княже, дозволь сказать как думаю.
Конунг говорит:
– Скажи.
– Из Швеции приехали два ярла, – говорит Рагнар, – Кальв и Эйнар. И просят узнать, не отпустишь ли Магнуса с ними. Они живут в изгнании, в Тронхейме, у норвежской границы. Кальв и Эйнар говорят, что есть много людей в Норвегии, которые друзья Олаву и враги Свейну. Сын святого мученика был бы для них как знамя, чтобы собирать под него всех, недовольных Свейном.
Ярислейв говорит:
– Но Олав завещал престол Харальду.