Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1 - страница 44



Она по-дурацки застыла, глядя на него широко распахнутыми глазами. Потом так стремительно, будто от этого зависела ее жизнь, ткнула его пальцем в соус. Наконец он понял, что она от него хотела. Дун Хуа нахмурился.

– Не стоит, я уже пробовал. Вышло отвратительно. – Затем владыка бросил на нее взгляд и продолжил: – Однако я подумал, что вкусовые предпочтения у разных видов наверняка тоже отличаются. Поэтому и принес тебе на пробу. – Дун Хуа снова на нее посмотрел и добил: – Отгадка найдена, вкусы у лисиц и правда необычные.

Фэнцзю остолбенела. Потом завыла и рухнула на стол.

Дун Хуа обеспокоенно спросил:

– Ты настолько хочешь добавки?

С этими словами он развернулся и ушел, но не прошло и мгновения, как перед мордочкой Фэнцзю появилось блюдо в два раза больше предыдущего, и лежало на нем целых две жирные рыбины. Фэнцзю некоторое время идеально круглыми глазами смотрела на это угощение, потом взвыла, заскребла когтями по столу, взвыла еще раз и притворилась мертвой.

С тех пор Дун Хуа каждое утро приносил ей жирненького карпа на завтрак. Что удивительнее – владыка умудрялся всегда готовить его одинаково отвратительно. Фэнцзю много думала. Например, о том, что Дун Хуа никогда не показывает своих истинных чувств. Если она не станет есть, вполне возможно, это станет ударом по его гордости. И хотя он никак это не выразит, однажды этот провал превратится в сердечную болезнь, которая будет терзать его всю жизнь. Однако продолжать есть приготовленную им рыбу было опасно для жизни, Дун Хуа действительно неправильно ее понял.

Как-то к ним пожаловала почтенная госпожа Тайшань. Очень кстати у этой бабушки духовным зверем оказалась снежная лисица. Фэнцзю ловко поделилась с нею доброй половиной своей рыбы прямо при Дун Хуа. Снежная лисичка вежливо откусила маленький кусочек и вдруг, вытянув шею, заверещала, что есть мочи царапая когтями горло. Наконец ее вырвало неосторожно проглоченным кусочком.

Фэнцзю с сочувствием смотрела, как снежная лисичка мечется по двору в поисках воды, явно чтобы избавить нутро от возможных остатков угощения. Фэнцзю заморгала и выразительно уставилась на Дун Хуа, будто бы говоря: «У нас, лисичек, вкусы самые обыкновенные. Я страдала каждый день только ради вас!»

Дун Хуа, разливавший в этот момент чай, замер с чайником в руках и долгое время смотрел на нее, прежде чем его осенило:

– Так, значит, твои вкусы особенные даже для лис…

Фэнцзю так и застыла с протянутой к его груди лапой. Отшатнувшись, она сделала пару нетвердых шагов. На этом силы оставили ее, и она осела на землю.

Несколько дней пролетели как один. От достижений Дун Хуа на поприще готовки шерстка Фэнцзю полезла клочьями. Ждать, что он сам заметит ее страдания во имя любви, оказалось бесполезно. Нужно было спасаться собственными силами. Взвесив все за и против, Фэнцзю пришла к выводу, что нет лучше способа, чем сказать обо всем напрямую. Она придумала, как объяснить свою мысль с помощью языка тела, – сегодня она наберется смелости и решительно откажется от толстого карпа. Так получилось, что она проходила мимо покоев для работы и услышала, как принц Лянь Сун, который за неимением других дел пришел к Дун Хуа, вдруг упомянул ее. Она вовсе не хотела подслушивать, однако у лисьего тела имелось несколько недостатков. Например, невозможность закрыть уши. Только она поднесла передние лапки к голове, как разговор захватил все ее внимание.