Первым заговорил Лянь Сун:
– Я никогда не слышал, что вы увлекаетесь воспитанием духовных зверей. Отчего же сегодня я узнаю, что у вас завелась домашняя лисичка?
Слово взял Дун Хуа:
– Она очень особенная. Можно сказать, нас свела судьба.
– Да вы обманываете меня! – воскликнул Лянь Сун. – Видал я лисичек и покрасивее нее. К примеру, лисицы семьи Бай из Цинцю, они просто воплощение красоты. Чем же ваша красная лисичка такая особенная?
– Ей нравится моя рыба в кисло-сладком соусе.
Повисла тишина.
– …и правда особенная, – наконец выдавил Лянь Сун.
На этом разговор был закончен. За дверью Фэнцзю грустно посмотрела на два клочка шерсти, которые выпали у нее из шубки, стоило до них только дотронуться. Сердце ее сжималось от печали и сладости. Хотя все выходило совсем не так, как она себе представляла, и Дун Хуа вообще не понимал ее намерений, но, похоже, притворное одобрение его талантов к готовке помогло завоевать частичку его расположения?.. Если бы она сейчас выскочила и прямо сказала, что обманывала его все это время… Фэнцзю вздрогнула. Уж лучше пусть это прекрасное недоразумение таковым и останется. Ни в коем случае не стоит его развеивать. А если от такого питания у нее выпадет вообще вся шерсть… Что ж, можно будет списать все на рано начавшуюся линьку.
Кто бы мог подумать, что ее решимость продержится до ночи, когда появится повод разбитой и разочарованной покинуть Девять небесных сфер.
Резкий порыв ветра ударил Фэнцзю в лицо, отрезвляя. Хотя тридцать тысяч лет считались в Цинцю возрастом ребенка, за свою короткую жизнь Фэнцзю повидала столько перипетий суетного мира, что выучила несколько важных уроков. Например, когда ты бессмертен, твой путь уходит в бесконечность. Ты можешь сам определить, сколько будет длиться твое веселье и твоя печаль. Можешь продлить воспоминания о счастливых днях и оборвать воспоминания о несчастливых. Лишь так можно идти путем безмятежного скитания. Лишь такова цена свободы.
По правде сказать, в Рассветном дворце она пережила больше несчастливых дней, чем счастливых. Но раз ей вспомнились эти дни, значит, в них было немало хорошего, совсем не мало. И это прекрасно.
В два прыжка достигнув беседки, Фэнцзю опробовала хрустальный табурет, на котором мечтала посидеть еще в те времена, когда была лисичкой. Сидеть на нем оказалось вовсе не так удобно, как ей представлялось. Она помнила, что Дун Хуа часто сидел здесь, оставляя пометки в сутрах, которые присылали ему будды Западных небес. Сама же она, уютно устроившись у него в ногах, смотрела на звезды.
Звезды Девяти небесных сфер не шли ни в какое сравнение со звездами Цинцю. Звезды Цинцю воплощали красоту как она есть – чуть трепетную, манящую непостижимой загадкой. Звезды же Небес напоминали одиноко раскиданные по лотку торговца лепешки, нераспроданные к концу дня. Смотреть было не на что. Фэнцзю притворялась смышленым зверьком только для того, чтобы оставаться рядом с Дун Хуа подольше. Она очень хорошо помнила, как ее старший и младший дяди заманили своих жен в брачные сети. Когда она сможет разговаривать, думала Фэнцзю, она последует их прекрасному примеру и завлечет Дун Хуа в Цинцю. Она скажет: «Посмотрите, эти звезды такие большие и холодные. В них нет ничего красивого. Однажды я отведу вас посмотреть на звезды в Цинцю».
Сто лет промелькнули, как по щелчку. Ей так и не выпала возможность сказать те многообещающие слова.
