Фэнцзю подняла голову, и слова встали у нее поперек горла. Последовал приступ судорожного кашля. Она так и замерла в наливающей чай позе, твердо решив онеметь на ближайшую жизнь.
Дун Хуа постучал длинными тонкими пальцами по светло-зеленой крышке кружки. В солнечном свете его пальцы казались почти прозрачными, их кончики окутывало теплое сияние. Владыка скользнул нечитаемым взглядом по испачканным в соусе рукавам Фэнцзю, затем посмотрел на ее раскрасневшееся от кашля лицо. Щеки девушки пламенели, как кленовые листья.
Когда Фэнцзю оправилась от шока, на ее губах медленно появилась вежливая и слегка вымученная, но все же улыбка.
– Не знала, что Верховный владыка почтил ничтожную своим присутствием. Прошу прощения, мне недостает манер. Фэнцзю из Цинцю приветствует владыку, – с прохладной вежливостью проговорила девушка.
Дун Хуа выслушал приветствие, смерил взглядом замершую в поклоне Фэнцзю и коротко разрешил ей сесть. Когда она с поникшей головой подошла и присела, он отставил чашку с плавающими в ней чаинками и неторопливо спросил:
– Мое появление лишило вас дара речи?
Только Фэнцзю чуть расслабилась и просчитала дальнейшие шаги, как новая фраза владыки пошатнула ее с трудом обретенное спокойствие. Удивленно подняв голову, она все же взяла себя в руки и с той же отстраненно-вежливой улыбкой ответила:
– Я впервые лицезрю Верховного владыку. Недостойная скорее онемела от радости. Прошу меня простить.
Дун Хуа кивнул, принимая ответ, а про себя подумал, что, несмотря на вежливые слова, ни один внимательный человек не разглядел бы в застывшей улыбке владычицы Цинцю радости. Он налил ей давно остывшего чая.
Двое продолжали сидеть в неловкой тишине. Вскоре Фэнцзю опустошила свою чашку и потянулась за чайником, чтобы налить себе еще. Дун Хуа проследил, как чашка наполняется до краев, а потом вдруг неведомым образом опрокидывается на светлые одежды Фэнцзю. По ее юбке растекалось водянистое пятно.
Дун Хуа положил руку на стол, пристально наблюдая за девушкой.
Изначально ему просто было любопытно. Она так увлеченно созерцала восход солнца на Тринадцатом небе, что он подумал, будто отсюда открывается какой-то необычный вид. А потом она пригласила его присесть, и он не стал отказываться.
Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.
От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.
Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:
– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.
Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.
– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно
