Евгения Григорьевна вошла в квартиру, закрыла дверь и без
сил рухнула на банкетку. Ну и жара! Лето в этом году просто сумасшедшее.
Природа взбесилась. Полтора месяца бесконечных дождей и холодина зверская, а
потом вдруг – извольте радоваться, тридцать градусов жары, духота такая, что в
глазах темнеет и в ушах звенит. А на работе дресс-код: деловой костюм и туфли.
Сейчас бы шортики, маечку, шлепки – и на дачу. Сидеть в тенечке, попивать
холодное молочко от соседской коровы. А вечером сесть на велосипед и поехать на
речку купаться.
Месяц назад Евгении Григорьевне исполнилось пятьдесят
девять, но никто в это не верил. Внешне она прочно застряла на «сорок пять –
баба ягодка опять». Хотя какая там баба, так, женщинка. Маленькая, сухонькая
евреечка неопределенного возраста. Начальство и то забыло, что ей на пенсию
давно пора. Правда, кем ее заменить-то? Девчонки в отделе молодые и глупые. А
она на этом месте уже тридцать девять лет сидит.
Сначала инспектор по кадрам крохотного НИИ, бумажки да
трудовые книжки, клерк, одним словом. Потом институт стал разрастаться, у нее
появились подчиненные. В начале девяностых балансировали на грани закрытия,
кому нужна фундаментальная физика, если она слабо связана с практической
выгодой. Но потом пришел новый директор и живо начал эту самую практическую
выгоду извлекать. Создал на базе института коммерческую фирму, пошли заказы.
Она, Евгения Григорьевна, стала называться «заместитель директора по
персоналу». Третье, так сказать, лицо в государстве. С соответствующей
зарплатой. Не миллионы, конечно, но на жизнь вполне хватает, грех жаловаться.
Жить бы да радоваться. Квартира хорошая, дача неплохая,
машина. Здоровьем бог тоже не обидел. В личной жизни вот только… Ну, нельзя же
иметь все сразу.
Евгения Григорьевна стряхнула с ног туфли, блаженно
пошевелила пальцами. Надо встать, отнести на кухню сумки, заняться ужином, а
сил нет. Посидеть еще минутку?
Да, с замужеством ей явно не повезло. И вообще… Так уж
вышло, в классе она одна была еврейской национальности, и ребята, с молчаливого
попустительства учительницы, в глаза звали ее жидовкой. Травить не травили, и
на том спасибо. Но она всегда была сама по себе, ни с кем близко не дружила. И
училась средненько. Мальчишки, разумеется, в ее сторону даже не смотрели. В
отличие от сестры Насти, которая уродилась в мать – беленькая, курносая и
голубоглазая, - Женя была стопроцентной копией отца. Нос рулем, темно-карие
выпуклые глаза, черные курчавые волосы. Да еще и неистребимая картавина: «таки
здгаствуйте».
В институт удалось поступить только на заочное отделение.
Там-то она своего Ваню и встретила. Ваня Васильев и Женя Шлиманович. Просто
сладкая парочка. Разумеется, все думали, что он планирует уехать в Израиль.
Прикалывались, сделал ли обрезание. Даже мама удивилась. Хотя Настя тоже вышла
замуж за русского. Но Настя – другое дело, ее и за еврейку-то никто не
принимал.
Ваня после окончания института – а учились они на филфаке
педагогического – работать по специальности не стал. Как и Женя. Тут их цели
совпадали: просто иметь диплом о высшем образовании, неважно какой. Потому что
это надо для карьеры. Но если Женя благополучно получила пять рублей прибавки к
зарплате, то Ваня вообще не знал, что со своим синекожим сокровищем делать.
Только если в сундучок положить. Работал он каким-то ассистентом на радио, и
повышать в должности после окончания института его никто не спешил.
