- Может, все дело в ее отце? То есть отчиме? – предположил
Никита. – Все-таки сотрудник госбезопасности. Да и первый муж – ответственный
работник.
- Может быть. Но мне кажется, все дело в прабабушке.
- Почему? – удивился Никита.
- Она ведь не только мужа предала, но и веру. Они же
венчаны были. А человек больше всех ненавидит тех, кого предает.
- Ты хочешь сказать, ненавидит, поэтому и предает? Но ведь
твоя прабабушка…
- Ты не понял! Все наоборот. Предает, поэтому и ненавидит.
Не может простить другому свой собственный грех. Ведь он, другой этот, - как вечное
напоминание. Вот и вера ей была – как постоянный укор. Проще убедить себя: бога
нет, поэтому можно делать все, что захочу. И дочь так воспитала. А что касается
меня… Знаешь, Кит, я, наверно, еще боюсь, что если поверю по-настоящему, стану
такой же, как Галка.
- Ну это уже глупость! – усмехнулся Никита. – У нее,
может, вера и есть, а вот любви – ни на грош. А вера без любви – это просто
фанатизм. Знаешь, в нашем храме есть такая группка. В основном бабки, но и
несколько молодых тоже. Я раньше думал, что у всех женщин в церкви лица чем-то
похожи. А потом понял, что похожесть только в отсутствии косметики, да волосы
под платком. У одних глаза добрые и какие-то безмятежные, что ли. А у других –
злые и пустые. Как у Галины. Так вот бабы эти учат всех, как надо правильно
креститься и свечи передавать, орут на девчонок, которые осмелятся в брюках в
храм зайти. Вечно у них суета какая-то. То листовки раздают против всего
подряд, то подписи собирают за канонизацию умершего месяц назад якобы великого
старца, а то еще кляузы пишут в епархиальное управление: батюшки, мол,
неправильно исповедуют и проповедуют.
Света вдруг звонко расхохоталась и бросила в воду сосновую
шишку.
- Ты чего?
- Да так, вспомнила. Галка наша заявила, что замуж выйдет
только за священника. В смысле, будущего священника. Специально на регентские
курсы поступила при семинарии, хотя голос у нее, как рашпиль. И никто-то на
нее, бедную, не позарился, даже выпускники, а уж те только и думают, где бы
невесту найти, регентш разбирают влет. Как говорится, без матушки нет и
батюшки. Теперь она еще больше бесится. И считает, что за грехи родителей
безвинно страдает. Особенно матери – с ее-то неприличной профессией.
Часовня оказалась закрытой на большой амбарный замок.
Точно такой же красовался и на двери обшитой тесом сторожки.
- Похоже, Петрович ваш тю-тю, - разочарованно вздохнул
Никита.
- Да он в деревне водку жрет у сеструхи!
Обернувшись, он увидел на тропинке за оградой белоголового
парнишку лет восьми на непомерно огромном для него велосипеде, наверно,
отцовском. Мальчишка сидел не на седле, а на тряпочном тюке, притороченном к
раме.
- Если вам надо, идите в деревню, возьмите ключ. Второй
дом с краю, под зеленой крышей. Только Петрович на бутылку попросит,
обязательно.
- Эй, пацан! – крикнул Никита, но тот уже с гиканьем
мчался по тропинке под горку, только звонок побрякивал. – Надо было его
попросить за ключом в деревню смотаться.
- Ты же слышал, надо Петровичу дать на бутылку, -
возразила Света. – Он мужик нормальный, но если уж начнет, - раньше, чем через
неделю не закончит. Так что, пойдешь за ключом?
- А ты?
- Да нет, пожалуй. Устала что-то. Душно. Полежу до ужина.
А ты вот что, по дороге не ходи. Река здесь дугу делает, по берегу будешь с
полчаса шлепать. Местные через лес идут, по тропинке, так намного быстрее. Не
заблудись только.
