Чмокнув его в щеку, Света легко сбежала вниз к реке,
срывая по пути крупные ромашки на длинных ножках. Никита посмотрел ей вслед,
зачем-то снова поднялся на крылечко часовни, подергал замок. Потом обошел
кругом и через калитку в ограде попал в лес, который начинался сразу за нею.
Едва заметная тропинка спускалась вниз, петляя между
соснами. Впрочем, лес был достаточно мусорный – с густым «подшерстком» и частой
лиственной молодью. Пошел восьмой час, краснорожее солнце опускалось в
черничный пудинг, окрашивая его в нереально пурпурные тона, так ценимые
римскими императорами. У реки сумерки еще не наступили, а в лесу было уже
мрачно и неуютно.
Анна и предположить не могла, что круги пойдут так сильно.
К ужину уже вся родня была в курсе, сбилась в кучки и тихо гудела, поглядывая
на нее. Наверно, никто в стороне не остался. Разве что сама бабка ни о чем не
догадывалась. Или уже донесли?
Переодеваясь к ужину, она думала только об этом и никак не
могла сдержать нервную дрожь в руках. Да и Женька с Галкой подливали масла в
огонь. На этот раз бабка поселила их втроем в мансарде.
Когда Анна вошла в комнату, Галина только губы поджала и
прошипела:
- Ты что, мать, белены объелась?
- А как насчет заповеди о почитании родителей? – срезала
она ее.
- Ну, эта заповедь не только о родителях, а о старших
вообще. Ты сама-то как ее соблюдаешь?
- Так я в монашки и не записывалась, - пожала плечами
Анна. – Если ты у нас такая праведная, у себя грехи считай, а со своими я
как-нибудь сама разберусь.
Дочь вспыхнула, хотела ответить что-то резкое, но
наткнулась на любопытный взгляд Евгении и вышла, хлопнув дверью.
- Послушай, Ань, ты действительно что-то не то затеяла, -
осторожно, словно на цыпочки ступая, сказала Евгения.
- И ты туда же? – устало поинтересовалась Анна, вдевая в
уши тяжелые серьги, которые сняла после обеда, чтобы дать отдохнуть ноющим
мочкам.
- Послушай, ты что, решила начать войну? Даже, допустим,
вся эта авантюра удастся, в чем я крупно сомневаюсь. Во-первых, ты всех перессоришь,
а во-вторых, все равно тебе от этого никакого практического интереса. Ты-то ни
копейки не получишь. Ни ты, ни Андрюшка, ни дядя Изя. И Галка с Вадиком тоже.
Ведь опекуном будет кто-то из нас четверых. Или ты думаешь, мои братцы и
сестрица с вами поделятся?
Анна сцепила зубы – этого-то она и боялась. И вообще, как
можно было быть такой наивной дурой! Все рассчитала, а о главном даже не
подумала. А теперь уже поздно назад играть. Заварила кашу, придется
расхлебывать. И Толик хорош, насоветовал. Но он-то не знает всех семейных
тонкостей.
- Хотя, если подумать… - хмыкнула Евгения. Вернувшись
после игры в теннис, она прилегла на свою детскую кушетку, да так и лежала, не
торопясь одеваться. – Не понимаю, как могут быть против Кирка и Илья. Ведь если
бабку признают недееспособной, каждый из нас четверых может претендовать на
опекунство, а значит, и на распоряжение ее имуществом. Возможен даже опекунский
совет из всех нас, учитывая размеры ее собственности. А если ее признают
недееспособной на момент составления последнего завещания, его опротестуют, и
после ее смерти все будет разделено по закону. А это значит, только между нами.
С другой стороны, не могу понять, почему за тебя Марина и Димка. Ведь они при
таком раскладе остаются с носом. Маринке придется надеяться на отцовское
наследство, а он, скорее всего, позаботится о своем ненаглядном грузинском
отпрыске. А Димка и вовсе ничегошеньки не получит, как и все вы, Зильберштейны.
Кстати, Котька мой тоже против. Только по другой причине. Во всяком случае, так
он говорит.
