Виктория, красная от ярости, совсем как ее платье, подлетела
к своему чаду и принялась поливать его гортанной грузинской бранью, отвешивая
гулкие шлепки по филейной части. Валерий сделал вид, что его вообще рядом нет.
- Прекрати орать, Виктория!
Она так и застыла с открытым ртом и поднятой рукой.
- Иди ко мне, мой хороший. Иди к бабушке.
Артур вырвался, показал матери язык и с размаху ткнулся в
живот Эсфири Ароновны, обтянутый оранжевым шелком платья. Никто и не заметил,
как она спустилась сверху.
- Ничего страшного не случилось. И нечего вопить, да еще
на языке, который никто не понимает. Он всего-навсего ребенок. Да, мой золотой?
Потом Полина все уберет. Полина, что там случилось с ужином, в конце концов?
Горничная торжественно вышла из гостиной, словно
конферансье, открывающий концерт.
- Все готово, пожалуйста кушать!
Как будто в аэропорту объявили начало регистрации на рейс
– все разом вскочили, загомонили, потянулись к двери.
Дима, хмурый, осунувшийся, разговаривал с Андреем, да так
и сел с ним рядом, на место Анны.
- Дим, ты куда? – встревожилась Вероника.
- А? Да я здесь сяду.
- Нет! – ее голос сорвался на крик. – Я хочу с тобой.
Костя едва заметно хмыкнул, протирая салфеткой очки. Дима
с недоумением оттопырил губу, бросил Андрею: «Ладно, потом договорим», обошел
стол и сел рядом с женой.
Никита, внимательной наблюдавший за этой сценой, отметил
пикантную деталь. Когда Дима садился, он задел Веронику, и ее рука
непроизвольно дернулась. Но не от неожиданности. Это была дрожь физической
неприязни. Такое бывает у излишне чувствительных натур, когда на улице до них
случайно дотрагивается незнакомый человек. Или если человек этот отвратителен,
как скользкий, извивающийся гад.
Стемнело рано – тучи потихоньку затянули небо. Но гроза
была все еще очень далеко. На западе красновато посверкивало.
- Скорей бы уж! – пробормотал Дима, выковыривая из салата
оливки.
Было заметно, что он чем-то расстроен и сильно нервничает.
Каждый резкий звук заставлял его вздрагивать и настороженно озираться по
сторонам. Однако когда Галина попросила Диму передать ей заливное, он услышал
только со второго раза.
- Что с тобой? – поморщилась Вероника. – Ты какой-то
сегодня странный.
- Что? – рассеянно переспросил Дима. – А, да ничего.
Желудок ноет. Переел, наверно, за обедом.
Впрочем, он был далеко не единственным, кто сидел как на
иголках. Анне кусок в горло не лез, она без конца поглядывала на сидящую рядом
тетку: знает или нет? Но по ее лицу ничего было нельзя определить.
Вслед за Анной заерзали и остальные заговорщики: Зоя,
Марина, даже отец вытащил из кармана какие-то таблетки.
Никита теперь уже был немного в курсе происходящего и
поэтому понимал: напряжение, царившее за обедом, ничто по сравнению с тем,
которое разлилось в гостиной теперь. Все словно ждали какого-то взрыва.
Достаточно было малейшей искры, чтобы видимое спокойствие разлетелось в клочья.
Эту самую искру сотворила Галина, которая подождала, когда
все усядутся, начнут есть, и только тогда начала демонстративно громко читать
молитву и крестить свою тарелку.
Алексей хихикнул, Анна с досады даже ладонью по столу
хлопнула. Эсфирь Ароновна тяжелым взглядом в упор смотрела на Галину. Никита не
выдержал:
- Дорогая, своей демонстрацией ты вводишь других в соблазн
посмеяться над тобой и над молитвой. А что в Писании сказано про тех, через
кого приходит соблазн, помнишь? Что лучше бы им камень на шею да в воду.
