- По какой? – машинально спросила Анна, кусая губы, чтобы
не заплакать.
Так бы и убила себя, идиотку!
- Говорит, что это неэтично, аморально и так далее. Ну, ты
же его знаешь.
- А кто еще против?
- Кто? – задумалась Евгения, теребя бахрому покрывала. –
Ну, Галя, Костя, само собой. Андрей и Вадик, разумеется. Кирилл, Илья – ну, это
я уже говорила. Хотя Илью, собственно, никто и не спрашивает. Равно как Вику,
Никиту и прочую мелочь. Что касается Светы… Она сказала, что все вокруг
спятили. Понимай как хочешь. Мой тебе совет, сворачивай все взад, пока не
поздно. Сделай вид, будто ничего не было. И моли Бога, чтобы бабка не узнала.
Если уже кто-то не наябедничал.
Но Анна и сама понимала, что затея провалилась. Что она
провалилась еще задолго до того, как были сделаны первые шаги в сторону ее
осуществления. И что если бабка действительно узнает, а она непременно узнает,
ей, Анне, надлежит оказаться в такой глубочайшей заднице, из которой выхода на
белый свет нет и не предвидится. Даже брат, только что бывший за нее, - и тот
уже переметнулся.
- Слушай, Жень, а как ты умудряешься со всеми поладить и
при этом остаться в стороне? – с глубоким вздохом спросила она, застегивая
молнию платья.
- Ха! – Евгения нехотя встала и сняла со стула синюю
шелковую блузку без рукавов. – Мне с детства пришлось учиться соблюдать мирный
доброжелательный нейтралитет. Иначе бы меня еще в школе съели. Поэтому я
сначала сто раз подумаю, а потом, если можно, не буду ничего делать – на всякий
случай. А ты сначала делаешь, а потом уже думаешь, почему этого делать было не
надо.
Анна смотрела на двоюродную сестру во все глаза, словно
впервые увидела.
- Что, лифчик торчит? – удивилась та, подходя к висящему
на стене овальному зеркалу в резной раме.
- Да нет. Завидую я тебе просто.
- Ты? Мне? – еще больше поразилась Евгения, вытаращив и
без того выпуклые, похожие на темно-коричневые сливы глаза. Она даже рот
приоткрыла. Нижняя губа, пухлая и слегка раздвоенная, отвисла, а верхняя,
короткая и вздернутая, наоборот задралась к покатому кончику большого носа. – С
чего это ты мне вдруг завидуешь? Что у меня есть такое, чего у тебя нет?
- У тебя хотя бы сын нормальный. И сама ты умная.
Тут уж Евгения не нашла что ответить. Возражать, что ли?
Да, и сын нормальный, и глупой себя тоже не назовешь. Она застегнула молнию
шелковых, в тон блузке брюк, припудрила перед зеркалом нос и повернулась к
Анне:
- Пойдем, что ли? Народ, наверно, уже собрался,
аперитивчиками балуется.
В столовой Полина вместе с приходящей прислугой из местных
уже накрывала ужин. Туда заглядывали с нетерпением, но не столько из-за еды –
никто толком еще не успел проголодаться после позднего обеда, – сколько из-за
кондиционера. В холле, как и на улице, пласталась густая, липкая духота. Где-то
далеко погромыхивало, глухо, как сквозь вату.
Анна только что подновила макияж, но от помады за
считанные минуты осталась тонкая вишневая кайма. Она сидела в углу, одна
одинешенька, и яростно грызла губы. Никто не хотел с ней разговаривать, только
бросали косые взгляды и шептались. Может, совсем о другом, но ей казалось, что
о том самом.
Вокруг Алексея собрались мужчины – Андрей, Валерий, Вадик
и Костя. «Зенит» благополучно выиграл, и они с воодушевлением обсуждали матч,
который им все-таки удалось посмотреть в домике для гостей. Алексей запивал
свой восторг баночным пивом, кое-кто потягивал коктейли. У кого-то в кармане
запищал мобильник, и от футбола плавно перешли к обсуждению телефонов.
