Тринит. Сказка о первом снеге - страница 4



До дома они добрались уже за полночь. Замерзшие и вымокшие, Эмори с мамой решили отказаться от вечернего чая и, после крепких объятий, разошлись по своим спальням. После поездок на кладбище, у них редко находились слова для разговоров.

Развесив промокшую одежду у разогретого очага, Эмори легла в кровать, закуталась в пуховое одеяло, и очень скоро провалилась в крепкий сон.

Ночь была спокойной. Тихой.

Ей снился отец.

Вспышка света озарила комнату, и Эмори ахнула, открыв глаза.

Боль. Тяжелая, резкая охватила все ее тело. Вздох застрял в горле. Эмори не могла даже вскрикнуть.

Она никогда не испытывала такой боли. Словно упала и ударилась всем телом сразу, каждой косточкой и каждой клеткой.

Тело горело так, будто его бросили в костер.

Эмори вцепилась в края матраца, тараща глаза в потолок, но не различая очертаний комнаты. Из горла послышался тихий всхлип. Казалось, она сейчас задохнется – она пыталась вздохнуть и не могла.

Прошли секунды. Долгие и мучительные секунды. А может быть и часы.

Но боль наконец отступила.

Эмори обмякла на кровати. Тело било дрожью, сердце стучало, как бешеное. Но, слава Святым, боли больше не было.

Минуту Эмори лежала, прислушиваясь к тишине комнаты и собственным ощущениям.

Когда она поднялась с кровати, то чуть не свалилась на пол – ноги так ослабли, что едва слушались. С трудом, Эмори добралась до камина и взяла свечу. Огонь в очаге почти истлел, но ей, все же, удалось поджечь фитиль.

Повернувшись к зеркалу, она внимательно всмотрелась в свое отражение. Вид у нее был напуганный. Лицо казалось бледным, темные волосы взмокли и липли к коже, а глаза покраснели. Но, в остальном, она была… обычной. Никаких признаков болезней или ушибов. Хоть чего-нибудь.

Дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась мама.

– Эмори! Ты в порядке? – она бросилась к дочери и быстро оглядела. – Это землетрясение было? Клянусь, мои стены содрогнулись.

– Не знаю, – растерянно произнесла Эмори, когда мама взяла ее лицо в свои ладони. – Я не совсем поняла, что…

– Святые, да ты вся горишь, – Мама провела рукой по ее щеке. – Констанция! Констанция, немедленно сюда! Уитни! Томас! Кто-нибудь!

В комнату забежала их тучная домоправительница Констанция, за ней показалась и Уитни, дочь сапожника, которая с недавнего времени работала служанкой в доме Тейнов.

– Кто-нибудь, немедленно пошлите за лекарем! – приказала мама.

– Нет, мам, – остановила ее Эмори. – Правда, я уже в порядке.

– Что значит «уже»?

– Со мной случилось… что-то. Что-то странное. Или… Может это был просто сон?

– Твои руки, – вдруг взволнованно произнесла мама, взяв ладони Эмори в свои. – Посмотри на них. Да тебя же всю трясет!

Мама усадила Эмори в кресло у очага. Констанция завернула ее в плед, а Уитни бросилась разводить огонь.

Эмори действительно трясло. В ладонях кололо, будто иголками.

– Вы видели молнию? Кажется, это была молния, – протараторила Уитни. – Я вскочила от грохота, подумала, неужто гроза такая сильная. Но где же видано, чтобы от грома стены дрожали?

– Эмори, милая, как ты себя чувствуешь? – Мама с волнением вгляделась в ее лицо. – Хочешь чаю? Констанция, можешь…

– Нет, – остановила ее Эмори. – Я не хочу. Я… я в порядке.

Служанки хлопотали у камина, и у Эмори не хватило сил остановить их.

Ей не хотелось огня, ей не хотелось ни пледа, ни чая – она бы охотнее прыгнула в сугроб.

Тело горело. Казалось, еще немного и она смогла бы дышать огнем, как настоящий дракон – настолько жгло внутри. У нее, вероятно, началась лихорадка, и, должно быть, очень сильная.