— Вот и они, — произнёс Хёск и приставил лопаточку к треноге.
Из двери появились четыре мальчика-поводыря. Не дети — ангелы: белокурые, светлокожие, с голубыми хрустально-чистыми глазами. Опираясь на худенькие плечи, за мальчиками шли старцы, облачённые в серые балахоны. На грудь спадали седые космы. Затянутые мутными бельмами глаза производили жуткое впечатление.
— Отойдите от шабиры на десять шагов и отвернитесь, — приказал рослый старец.
— Накинь чаруш на плечи, положи зажим на пол, — велел Малике старик с уродливым рубцом на подбородке.
Малика сжалась в комок. Слепые видят глазами детей, иначе как объяснить происходящее? А если они видят не только окружающий мир, но и мысли? Воображение молниеносно нарисовало жуткие картины: как роются в её желаниях, потешаются над чувствами и поносят имена родных людей.
Мальчик подвёл слепца к Малике и встал к ней лицом. Второй слепец, не снимая руки с плеча ребёнка, занял место за её спиной. Третий и четвёртый расположились с поводырями справа и слева от Малики.
Не в силах отвести взгляд от бездонных детских глаз, она мысленно повторяла: «Я Эльямин. Я родилась сегодня. У меня нет прошлого и сокровенного. Я Эльямин…»
Голову пронзила боль, словно в мозг вогнали крючья и теперь тянут их в разные стороны. Хватая воздух ртом, Малика продолжала твердить: «Я Эльямин…» И понимала: ещё немного, и рассудок погаснет. «Вдыхай боль. Пей как самый вкусный напиток». Чей это голос? «Я на вершине горы, залитой солнцем. Моё тело осталось в тёмной долине…» Малика посмотрела вниз. Её комната. В кресле возле зашторенного окна сидит Иштар.
Посмотрела вверх. Она под куполом. Трепещет крыльями и бьётся в стекло. Всё позади…
Сквозь пелену Малика разглядела терновый ошейник на шее Иштара, прижала пальцы к вискам. Служители шептались в стороне. Шедар куда-то подевался.
— Где Зрячие?
— Ушли, — ответил Иштар.
Малика набросила накидку на голову:
— Что они сказали?
— Они не увидели твоё прошлое и сокровенное. Сказали, что ты чиста, как младенец.
— А настоящее?
— Они увидели меня.
— Будущее?
— Всё хорошо, — уклончиво ответил Иштар. — Хёск! Пора заканчивать.
— Я думал, завтра, — отозвался верховный жрец.
— Сейчас!
— Она не выдержит.
— Сделай так, чтобы выдержала.
— Не понимаю, к чему такая спешка? — нахмурился Хёск.
— Я не знаю, что ещё взбредёт Шедару в голову. Давай закончим с этим и будем спокойно готовиться к коронации.
— С чем закончим? — простонала Малика.
— Мы очистим тебе левую руку, — ответил Иштар. — Нанесём знак шабиры.
— Татуировку?!
— Это нечто иное.
Малику провели в знакомую комнату. Под потолком горела яркая лампа. За окном покачивались ветви дерева. В сумерках цветы казались тёмно-синими.
Служители притащили стол на низких ножках, разложили на столешнице бинты, установили непрозрачные баночки и глиняные черепки. Сидя на кушетке, Малика наблюдала за приготовлениями. Ей самой не терпелось быстрее прекратить пытки над её рассудком, но бинты… Теперь её ждёт пытка над телом.
Хёск примостил на кушетке небольшой серебряный ящик, забрал у служителя кружку и протянул Малике:
— Выпей. Для притупления боли.
Она отшатнулась. Хёск несколько лет поил Иштара противоядием. Кто знает, что он подмешал в воду. Может, только и ждёт, когда она потеряет сознание, чтобы провести свои гнусные ритуалы.
— Я не буду это пить.
Переглянувшись с Иштаром, Хёск отдал кружку служителю. Уселся на пол, достал из ящичка странный предмет, повторяющий форму кисти с растопыренными пальцами. Матово-белые паутинки создавали кружевной узор. Пластина выглядела хрупкой, и казалось, что нити и завитки сейчас согнутся, повторяя изгибы ладони Хёска.
