Тропой осенних птиц - страница 2

Он вышел на берег в том самом месте, где скинул первую рыбу. Повертев головой по сторонам, он увидел и вторую – большую и окровавленную. Он подошёл и с усилием поднял её. Рыбина была почти с руку взрослого охотника. Вот куда он попал ей – на хвосте, чуть ниже спинного плавника зияла рваная рана. Ага, это значит, он зацепил крюком острия за кость, поэтому он и смог её удержать. Вовремя. Ещё немного и рыбина бы ушла. Он осторожно вытащил наконечник из раны. Костяное острие было цело, сыромятное крепление, облитое затвердевшей смолой – тоже: значит, острогу можно будет восстановить. А сломанное древко, что ж, это не очень большая плата за столь богатый улов. Его можно будет вырезать из хорошего крепкого дерева, и сделать острогу ещё лучше.

Кайлу обломил древко у самого конца, оставляя себе только наконечник с кожаной обмоткой крепления, и отшвырнул ненужную уже палку в сторону. Пора было уже подумать о том, как он будет тащить назад пойманную добычу. Он вытер рыбью кровь и чешую с ладоней о свои мокрые бока, и, привязав наконечник остроги к кожаному пояску на животе, внимательно посмотрел на окружающие его деревья – нужно было найти подходящую ветку, чтобы сделать кукан. Ветка нужна была прямая с двумя ответвлениями: одно поменьше, другое побольше. Надо было выломать её и оторвать боковые побеги, так, чтобы они оставались примерно на палец длины. Побег, что поменьше надо было прижать к стволу ветки и, продев в жаберную щель вывести через рот. Рыба спускалась до второго ответвления и останавливалась там. Потом кукан привязывался кожаным ремешком ниже первого побега и уже не мог выскользнуть – так можно было плыть, не занимая рук и не боясь потерять рыбу. Кайлу приглядел нужную ветку и потянул её на себя.

– О! Лунта! – удивлённо воскликнул он. – Да, верно! Я уже три лета не видел лунту!

Он радостно засмеялся и медленно протянул руку. Лунта не улетала и только во все глазки смотрела на человека. Кайлу подвёл ладонь ей под живот, и птичка спокойно переставила ноги, усевшись на его палец. Кайлу поднёс её к самым глазам, рассматривая. Жёлтенькая с коричневым ободком на шее и оранжевым брюшком, она доверчиво сидела на руке человека и не думала улетать. Эта доверчивость или глупость часто губили таких вот птичек. Кайлу помнил, как дети в стойбище любили играть с этими доверчивыми пернатыми созданиями, часто с плачевными для последних, результатами. Удивительно ли, что в лесах рядом со стойбищем этих птичек почти не осталось? Кайлу не удержался и, вспомнив детскую шалость, крепко ухватил птичку за клюв, одновременно убирая из-под неё руку. – Прохлади меня, лунта! Мне жарко! – весело воскликнул он. Птичка зависла в воздухе, отчаянно молотя крыльями. Лёгкий ветерок обмахнул лицо Кайлу. Он улыбнулся и разжал пальцы. Лунта отлетела к ближайшей ветке, и села на неё, продолжая таращить свои маленькие глупые глазки на этого странного человека.

А Кайлу, тем временем, отломил нужную ветку и сделал кукан. Насадив рыбьи туши, он приподнял их над землёй – «тяжело» – и осторожно зашёл с ними в озеро. Только когда вода стала ему по пояс, и убитая рыба поплыла по поверхности, он крепко и аккуратно и привязал кукан за свободный конец ремешка к поясу. Теперь нужно было возвращаться назад.

Кайлу шло семнадцатое лето. Он ещё не был охотником, для своего возраста он был мелковат, и не дотягивал до роста взрослого. Другое дело его друг Мурхал. Он был на голову выше Кайлу и очень крепкий телом. Прошлой весной он добыл своего первого сайсыла, а значит, этой осенью его переведут в охотники, и он заплетёт косу назад, как все взрослые мужчины их племени. Если, конечно, всё будет хорошо. А Кайлу? Может быть следующей осенью? Он ещё должен подрасти. Болезнь эта приключилась совсем некстати, и Кайлу чуть было не ушёл к предкам. Это было ранней весной, в самое голодное время. Он лежал в хижине на мокрой от пота шкуре много дней, и видел всё как в сером тумане. Только иногда что-то смутно проявлялось сквозь дымную пелену, и в его пересохший рот лилась вода. Кайлу понимал, что это было лицо матери. Он знал это, чувствовал, но как будто не узнавал её. Его сознание тоже было затуманено. Та страшные дни наконец-то прошли, а потом он ещё долго приходил в себя. Мама поила его белым бульоном из костей сайсына – кто-то помог им и дал кости с обрезками мяса. Мама не говорила, но Кайлу догадывался сам – это был шаман. Он, во время голода, бывало, мог упросить духов послать пищу, и сам помочь кому-нибудь в отчаянном положении. Он не зря назывался Говорящий с Духами, он просил духов за всё стойбище, он всегда старался помочь. И Кайлу выжил. Выжил и почти уже окончательно восстановился. Он взял острогу и пошёл делать то, что у него получалось лучше всего – бить рыбу.