Про него говорили, что он знает язык рыб. Так начали говорить давно, когда Кайлу шло тринадцатое или четырнадцатое лето, и все заметили, что он очень хорошо ловит рыбу. Пока они были детьми и лазили по протокам и мелким прудам, чтобы отыскать раков и лягушек, собирали дикий лук на склонах поросших лесом гор, выкапывали сладкий корень и носили в стойбище воду, он ничем не отличался от своих сверстников; разве что, был чуть ниже и худее других мальчишек. Но когда им наступило тринадцатое лето и они начали делать свои первые остроги, а в погожие летние дни уходить на отмели реки и большого озера, всё изменилось. Кайлу не смог бы это объяснить сам – он смотрел на подрастающих мальков, которые стайками резвились на прогретом солнцем мелководье, смотрел на попытки своих друзей их добыть, и понимал, что нужно делать не так. Подростки стойбище бегали по теплой воде, кидали остроги, целясь в тёмные рыбьи спины, и только добивались того, что вся рыба уходила на глубину. Его тогда, как самого слабого, более крупные мальчишки оставили на берегу. А он стоял и смотрел. Смотрел и видел. Видел и понимал.
Он дождался, пока все умаялись и занялись поиском более доступной добычи – кто-то выкапывал из песка ракушки, кто-то пошёл собирать лук растущий рядом, а кто-то, напившись воды на голодный желудок, завалился спать здесь же, на траву – дождался, взял свою неумело сделанную острогу, и тихо двинулся вдоль поросшего тиной омута, промытого рекой во время прошлого половодья. Острым зрением он заметил рыбью голову в просвете тины. Она смотрела на мелководье, и Кайлу собрался было нанести удар в голову, как вдруг понял, что рыба не рванёт вперёд, как ему казалось, а наоборот, резко развернувшись, уйдёт обратно в омут, на глубину. В тот же момент озарения, к нему пришло и другое чувство – понимание момента: тот самый миг, когда чешуйчатое тело, как бы исчезнет из поля зрения, оставив на дне облачко лёгкой мути. И он быстро ударил за спину рыбы. И попал. Рыбка была небольшая, чуть больше ладони взрослого охотника, а наконечник из кости лесной куры сразу сломался и вылез из крепления, но он добыл свою первую рыбу. Свою настоящую первую добычу. Когда он вышел на берег, не веря своей удаче, а ребята обступили его, наперебой спрашивая, как это у него получилось. Кайлу пытался объяснить, но его не понимали. В итоге, решив, что ему просто повезло, они похватали свои остроги и дружной гурьбой опять полезли в воду. Пошумев и погоняв без толку рыбью мелочь, которая снова вышла было на тёплую отмель, они сердитые и усталые опять вылезли на берег. Опять, по очереди, рассмотрев добычу Кайлу, они утвердились в своём первоначальном мнении – повезло.
Зато дома, когда он принёс свою, уже порядком замусоленную рыбу, мама радостно показала её отцу, а тот, рассмотрев место удара, коротко похвалил его. Ту рыбу, подсоленную и поджаренную над очагом, они съели втроём – всем понемногу. А отец, повертев в руках и бросив сломанный птичий наконечник в огонь, дал ему другой, из кости сайсыла. Это был хороший подарок. Кайлу потом вечерами оттачивал его на камнях.
В свой следующий выход на отмель он снова пришёл с добычей. Это были две серебристые рыбки, даже меньше той, что он добыл прошлый раз. История почти повторилась, все снова решили, что ему повезло, хотя Кайлу ловил на себе взгляды ровесников полные сомнения и вопросов.
