– Ты что хитришь? – спросил Сашка.
– Знаешь, Саш. Ты иди один.
– Разумеется, – поспешно сказал Сашка.
…Они стояли у чугунной ограды. Сашка нервно прикурил, затянулся, бросил сигарету, посмотрел на часы.
– Вот что. Начальник экспедиции – человек занятой. Пойду прямо сейчас. Займу очередь. Буду первым.
– Капитально! Я – напротив. – Вася кивнул через улицу. – Буду там ждать.
Сашка прошёл двор, нашёл стеклянную вывеску. Потянул на себя тяжёлую дверь.
Вахтёр за столом поднял голову.
– К кому?
– В Антарктиду, – сказал Сашка.
– Второй этаж, – буркнул вахтёр.
Сашка поднялся на второй этаж. Коридор был длинен и пуст. Одна дверь была приоткрыта. Сашка заглянул, прочёл фамилию на двери. Вошёл в приёмную. Стол. Зачехлённая машинка. Три стула. Напротив дверь кабинета. Сашка потрогал её. Дверь открылась.
– Входите, – сказал мужской голос.
Сашка вошёл.
В увешанном картами кабинете сидел пожилой человек в лётной кожаной куртке. Огромное окно раскрыто. Ветер шевелил занавески.
– Слушаю. – Человек взглянул на Сашку.
Но Сашка, как заворожённый, смотрел на то, чем человек занимался. Перед ним лежала толстая стопка листов географических карт, и он перекладывал листы, сверяя их номенклатуру.
– Желаете попасть в Антарктиду? – не отрываясь от карт, сказал человек за столом.
– Нет, не желаю. То есть желаю, но не могу.
Человек поднял голову и внимательно посмотрел на Сашку. Взгляд был усталый, но в глазах явно проглядывал интерес.
– А что же? Что привело вас сюда?
– Там, за окном, стоит парень, который видит во сне пингвинов. Между прочим, он вам просто необходим. Две руки, семь специальностей. Не считая побочных. Я географ и кое-что понимаю. Он действительно необходим в Антарктиде.
– Садитесь! – Человек кивнул на стул. – Первый случай в моей практике, когда в вашем возрасте просят не за себя…
– Просить именно не за себя гораздо естественнее, – усмехнулся Сашка.
– Согласен. Но в чём всё-таки дело?
И Сашка Ивакин второй раз вынужден был повторить свой неправдоподобный рассказ, где детство смешалось с прошлым веком, розовая чайка с горными лыжами и мечта о неоткрытых землях с угрожающей слепотой. Он старался рассказать всё это сдержанно, отодвинуть себя и свои недуги на дальний план, а вперёд выдвинуть странную судьбу Шаваносова и птицу, которая есть всё-таки на самом деле.
– Завидую, – сказал начальник экспедиции. – Двадцать лет в Арктике, но я её не видел. Изумительная всё-таки птица. А с этим Шаваносовым разберитесь. Зайдите к деду Монякину. Он главный историограф Арктики. А эта записка – для вашего друга. Его проверят… если всё так, то, безусловно, возьмут.
Начальник встал. Посмотрел Сашке в глаза.
– А из вас, возможно, будет географ, Ивакин. Институт вы зря бросили. Но, впрочем…
– Ладно, – без улыбки сказал Сашка.
Продолжение дневника Николая Шаваносова
Любовь натолкнула меня на мысль о красоте, которая возвышает душу человека. Говорят, что Гёте плакал перед прекрасной статуей Венеры Милосской.
Я думаю, что чем больше будет открыто в мире живой красоты, тем меньше останется в нём места для жестокостей и бед.
Такова общественная основа моего решения.
На фактический план меня натолкнуло чтение сочинений покойного академика Крашенинникова. Читая выполненное им с величайшим тщанием описание природы и животного мира Камчатки, я вдруг подумал, что розовая чайка, будь она на Камчатке, не ускользнула бы от тщательного ума этого натуралиста.
