Шаваносов покрутил плоский медный тазик, слил воду и вытряхнул из лотка остаток.
– Купец Шалимов знал, кому доверять деньги, – с усмешкой сказал незнакомец. – Вы добросовестны до идиотизма.
Шаваносов повернул голову к лежащему на берегу незнакомцу. Взгляд у него был странный.
– Я изобью вас, Шаваносов, если вы действительно приведёте меня к какой-то дурацкой птичке.
Шаваносов протянул руку и вынул из тазика камешек. Камешек был прозрачен и чист. Он почти сливался с водой. Неожиданно упавший солнечный луч вдруг осветил его, и камень вспыхнул, как маленькое солнце. Тотчас упала тень, и длинные тонкие пальцы взяли камень с руки Шаваносова.
Незнакомец положил камень на ладонь, быстро покрутил её. Потом нерешительно царапнул камнем по стеклу часов.
– Шаваносов! Вы догадываетесь, что это? – глухо спросил он.
Шаваносов всё так же сидел на корточках, устало свесив руки. Лицо у него было красным. Глаза лихорадочно блестели.
– Я, кажется, заболел, – тихо сказал он.
– Это алмаз, Шаваносов! Якутский алмаз! Купец Шалимов будет ползать на коленях перед вами…
Он уставился на Шаваносова, как будто впервые его увидел.
– Воистину блаженны нищие духом, – медленно произнёс он.
– Разожгите костёр, – попросил Шаваносов. – Я должен заполнить дневник.
Незнакомец, как лунатик, опустился на корточки у ручья.
– Может быть, в Сексурдах, – сам себе сказал Шаваносов. – Отлежаться, потом дальше… Не-ет. Ещё немного. Я знаю.
Незнакомец быстро вскинул взгляд.
– Костёр? – хрипло переспросил он. – Сейчас вам будет костёр, господин Шаваносов. И лучшая аптека в Сибири. Я запасливый человек.
Аэропорт
Деревянная изба с вывеской «Аэропорт» торчала посреди грязной тундры. На деревянном крыльце сидели люди. Над людьми поднимался табачный дым.
Сашка прошёл через спящих, мимо миловидной девушки в беличьей шубке, мимо компании ребят, мимо пижонистого командированного в плаще, в модной шляпе и многодневной щетине на бледном городском лице, мимо старой якутки в мехах, усевшейся прямо на полу в окружении темноглазых внуков и цветастых свёртков, мимо всех, кто был втиснут в крохотную комнатку аэропорта многодневным ожиданием погоды, «борта» и пассажирской удачи, прошёл к окошечку «Касса» и попросил билет до Сексурдаха.
– Предупреждаю: время отправления борта неизвестно. Берёте? – спросила из кассы девушка.
– Беру. – Сашка вынул деньги.
Он вышел на крыльцо. Вокруг была ровная жёлтая тундра, и прямо в ней, так казалось с крыльца, пламенели на закатном солнце оранжевые костыли – самолёты ледовой разведки, сгрудившиеся на стоянке. И вишнёвого цвета солнце висело блином.
На завалинке сидел, скрестив ноги, темнолицый старик в мехах и, не моргая, смотрел на солнце. Сидел как языческий бог.
Сашка протёр очки. Подошёл к нему.
– Не из Сексурдаха?
– Маленько ближе, маленько вбок, – доброжелательно ответил старик. – А ты оттуда?
– Нет, – сказал Сашка. – Туда. А ты Сексурдах знаешь?
– Оч-чень хорошо знаю. Два раза в год обязательно езжу. Большой, как город. Маленько меньше Якутска.
– А старики там остались? Местные старики?
– Ты, парень, приезжий, наверно. Старики жили в маленьком Сексурдахе. Когда Сексурдах стал большой, старики ушли в тундру, в тайгу доживать. Там им лучше.
– И ни один не остался?
– Слушай, догор[1]. Ты найди Сапсегая. В тундре нет человека старше. И в тайге, может быть, нет. Он последний такой. Я правильно говорю.
