Туанетт. Том 2 - страница 18

– Ты, Леон, наверно, проголодался? – спросила Татьяна, не выдав волнения. – Вернулся в Ясную наш повар Миша. Стал готовить такие вкусности, что порой хочется лишнюю минуту посидеть за столом в столовой.

Толстой был благодарен Туанетт, что она не стала охать и смотреть на него как на прокажённого. Он был счастлив, что теперь окончательно дома, со своей такой родной маленькой тётенькой и может делать только то, чего сам пожелает!

Радостно встретили приезд молодого барина и все обитатели Ясной Поляны. А когда в конце июня 1847 года управляющий Воробьёв спросил Льва, можно ли дать команду возвратиться яснополянцам из Казани домой, то все поняли, что всё возвращается на круги своя. Ёргольская и Лёва настолько были рады встрече, что в это утро даже не говорили о чём-либо существенном. Она была безмерна рада, что Леон душевно не изменился, остался таким же порывистым и открытым и всё, что было у него на сердце, старался рассказать, поделиться думами. Поэтому она его не торопила и не стремилась выяснить, почему он оставил университет и уехал из города раньше братьев. Она видела, что он настолько устал с дороги, что даже вкусная еда, приготовленная поваром Мишей, не прельщала его. Ей вспомнилась фраза, брошенная экономкой усадьбы Прасковьей Исаевной: «Знаете, барыня, так всем надоела наша неустроенность, пора бы жить по порядку». И вот сейчас, смотря на зевавшего Леона, она испытывала ту несказанную радость, что, кажется, теперь «эта неустроенность» канет в Лету и всё будет хорошо!

– Ты, может быть, поспишь? – с улыбкой спросила она.

– Да-да, тётенька, вы правы, я с дороги, пойду сосну часок-другой.

Он ушёл, а она осталась сидеть за столом и, улыбаясь самой себе, прошептала: «Он вернулся. – И, чтобы убедить саму себя, ещё раз повторила: – Он вернулся!» Она так была счастлива, что даже, общаясь с Прасковьей Исаевной, говорила шёпотом и попросила экономку, чтобы люди в доме громко не кричали, дабы не разбудить молодого барина.

– Что вы, милая, – ответила та, – его сейчас и пушкой не прошибёшь. Пусть, с Богом, отдохнёт после дальней дороги!

День клонился к вечеру, но Леон и не думал просыпаться. Подойдя к широкой софе, на которой он, не раздеваясь, уснул, Татьяна накрыла его одеялом. Она вдруг услышала: «Маман, это вы?» Она замерла на минуту, как бы ожидая продолжения, но Леон, пожевав губами, чему-то улыбнулся во сне и перевернулся на другой бок.

Лев проснулся ближе к утру и не мог понять, где он, но, вспомнив, что в Ясной, поднялся и подошёл к окну. «Неужели я наконец дома?» – с охватившей его радостью подумал он и понял, что проспал почти сутки. Он решил тихонько пройти в кабинет папеньки. Ему вспомнилось, с какой радостью они с братьями приходили сюда, к отцу, и как любили вместе играть. Лев обрадовался, что в кабинете ничего не было тронуто, всё сохранялось так, как будто папенька только вышел из него. Подойдя к шкафу, он обнаружил полное собрание сочинений Руссо, философов Вольтера, Канта, Адама Смита, поэта Байрона. Взяв в руки первый том Руссо, он настолько углубился в чтение, что даже не заметил, как вошла Ёргольская и пригласила его на завтрак. Чтение настолько захватило его, что он скорее незрячим сердцем увидел тётеньку, чем глазами. Скороговоркой откликнувшись на её зов, Лёва продолжил читать.

– Ну же, Леон, я прошу тебя, отложи на минутку книгу!